Грех во спасение - Ирина Мельникова

— Я очень жалею, что произошел сей печальный инцидент, и поверьте, по-настоящему огорчена, что Антон поступил подобным образом. Мой слуга — человек живой и непосредственный, поэтому стоило ему увидеть своего барина, как он тут же забыл обо всех правилах, не стерпел и бросился ему навстречу. И поведение его объяснимо, ведь он так любит своего барина. Но я уже строго поговорила с Антоном, и теперь он будет гораздо осмотрительнее в своих поступках.

Мордвинов внимательно посмотрел на нее и внезапно улыбнулся:

— Я рад, что вы осознали свою ошибку и готовы впредь выполнять все предписания. — Он слегка покачал головой и задумчиво сказал:

— Честно скажу, до недавнего времени служба моя текла тихо и без особых потрясений, но теперь, чует мое сердце, забот мне с вашим приездом ох как прибавится. Тут до меня комендантом Нерчинских рудников и Петровского Завода был мой приятель старинный Лепарскин Станислав Романович. Так уж сколько он неудобств претерпел от подобных вам беспокойных дамочек, не счесть и не приведи господь! С мужьями их, сидевшими в остроге, и то меньше забот было. А с женами так и держи ухо востро: то переписку незаконную затеют, то одна за другой рожать вздумают, то дома строить, и чуть что не так, сразу же претензии, обиды, жалобы… Станислав Романович, сам по себе человек милейший и добрейший, нянчился с ними так, как с родными дочерями не нянчатся, но и то, бывало, выходил из себя. У него на такой случай даже поговорка была припасена. Плюнет, бывало, кулаком в сердцах по столу вдарит и раза три повторит: «Бог сотворил женщину, а дьявол — жену ссыльнокаторжного!» — а потом успокоится и вновь у него все мирно и ладно.

— Простите, Константин Сергеевич, вы рассказываете о женщинах, которые последовали в Сибирь за своими мужьями после известных событий на Сенатской площади?

— А других здесь ни до, ни после не наблюдалось. Только за двадцать с лишком лет никого из них на рудниках не осталось, кто-то помер, кого-то в другие места на поселение отправили в Тобольск, Красноярск, Минусинск… Сейчас только несколько семей проживают в самом Иркутске или поблизости от него, в Урике да в Хомутове, остальные все разъехались.

— Жалко, — Маша пожала плечами, — я надеялась познакомиться с ними, по в Иркутске мне по удалось с ними встретиться в силу некоторых обстоятельств…

— Да-а, — задумчиво протянул комендант, — при всей их вредности дамы они все-таки были замечательные — красивые, изящные, образованные, и почти все крайне избалованные особы, но, представьте себе, Сибири не испугались, и жизнь свою здесь обустроили, и детей нарожали, а самое главное, мужей своих поддержали, не позволили им сойти в могилу раньше положенного срока. Что скрывать, мужчина силен своей супругой, семейством своим. И если есть ему о ком заботиться, то это втрое ему сил придает и жизнь продлевает…

— Скажите, пожалуйста, господин комендант, — Маша нервно сжала в руках платочек, — когда я смогу встретиться со своим женихом?

Мордвинов недовольно скривился, как будто отведал ненароком негодных щей, помолчал мгновение, словно решал в уме неразрешимую задачу, потом сказал:

— Не спешите покуда! Сегодня вы нарушили предписание, а свидание с заключенным в остроге разрешается лишь при примерном поведении обеих сторон, хм… — посмотрел он на Машу и поперхнулся. Девушка сидела молча, продолжая сжимать в руках носовой платок, но, похоже, не замечала, что слезы ручьем бегут по ее лицу.

— Ну что вы, голубушка, ревете? — смущенно произнес комендант, отвел глаза в сторону и посмотрел почему-то на окна. — Я ведь не зверь какой-то и вполне понимаю ваши чувства. Но если я хотя бы раз сделаю кому-либо послабление, то тут столько желающих появится сесть мне на шею, не приведи господь!

Если бы он заворчал на нее, заругался, то Маша, может быть, и стерпела бы, но старик принялся оправдываться, и она закрыла лицо ладонями и заплакала навзрыд. И в этих слезах вылились наружу и то отчаяние, которое она испытала, когда встретила Митин взгляд, и горечь понимания, что ей опять придется томиться в неизвестности из-за этого угрюмого, несговорчивого старика…

Но этот седой и неуступчивый упрямец вдруг подсел к ней, неожиданно погладил по голове и успокаивающе проговорил:

— Ну, будет тебе, красавица! Давай уж слезы убирай, наряжайся, причесывайся, пойду я сегодня супротив правил, велю привести к тебе князя. Только Прасковье передай, чтобы стол великий не готовила, а то с непривычки угробите человека. Желудок у него теперь на каторжный паек рассчитан, учти, милая!

Комендант встал и, расправив молодцевато усы, с явным удовольствием посмотрел на Машу:

— Ну вот, теперь другой коленкор! Щечки сразу зарозовели, глазки заблестели! Вот что значит любовь!

— Константин Сергеевич, — робко справилась она у Мордвинова, — вы позволите переодеть Дмитрия в новую одежду и обувь? И еще я хотела узнать у вас о судьбе посылок, отправленных моему жениху его матерью с купцами Кузевановыми.

— Все вещи были переданы вашему жениху, но в декабре из острога, подпилив тын, бежало несколько преступников, приговоренных к смертной казни. Перед побегом они силой забрали у заключенных всю более-менее приличную одежду.

Хотя меня до сих нор не отпускает подозрение, что ваш жених расстался со своей одеждой по собственной воле, к сожалению, вместо доказательств у меня лишь дурные предчувствия, иначе ему бы крепко не поздоровилось.

— Но какие у вас основания для подобных подозрений?

— Прежде всего то, что ваш жених не из тех, кто позволит себя обидеть. В остроге он на особом положении, арестанты уважают его и вряд ли посмели бы ограбить его…

— Но я могу переодеть его при встрече? — Маша вновь рискнула перебить словоохотливого коменданта.

Старый генерал покачал удрученно головой:

— Ну что с вами поделаешь, Мария Александровна! Переодевайте вашего жениха. — Мордвинов едва заметно улыбнулся и слегка поклонился ей. — Позвольте откланяться, сударыня. — Он прошел к двери и прежде, чем открыть ее, обернулся к Маше и сокрушенно заметил:

— Ох, не зря сегодня ночью мне плохие сны снились, кожей чувствую, что хлопот с вами теперь не оберешься! — Комендант вышел, глухо стукнув, дверной створкой.

Маша прислушалась. Тяжелые мужские шаги прозвучали в сенях, потом пересчитали ступени крыльца, и через некоторое время она услышала громкий разговор но дворе. Маша открыла форточку и выглянула наружу. Прасковья Тихоновна, в уже знакомой позе, подбоченясь и слегка откинув голову назад, что-то быстро говорила коменданту, очевидно, достаточно нелицеприятное. Мордвинов смотрел на нее, сконфуженно выставив вперед руки, словно защищаясь от вредной казачки, пятясь, отступал к воротам. Антон, опершись на вилы, стоял около распахнутых дверей хлева и весело улыбался. Маша облегченно вздохнула. Кажется, и для Прасковьи Тихоновны сегодняшний случай не грозил серьезными неприятностями.

Девушка захлопнула форточку, торопливо перекрестилась и, подхватив за края длинную юбку, закружилась по комнате в веселом вальсе. Пет, удача не оставила ее. И, несмотря на показную суровость и неприступность, комендант оказался прекрасным человеком, и ей, кажется, уже удалось подобрать к нему ключик. По крайней мере, Маша на это надеялась.