Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем

были разработаны еще в эпоху Реставрации герцогом Йоркским, верховным адмиралом британского флота, ставшим впоследствии королем Яковом II. Порка была признана наиболее практичным способом поддержания дисциплины и порядка на корабле, и ее преимущества пропагандировались командирами на протяжении многих поколений. «Низкая компания, — писал коммодор Эдвард Томпсон, — является бичом всех молодых людей, но на военном корабле вы имеете собранную грязь тюрем». Сцены ужаса и бесчестия на борту корабля многочисленны». Таким образом, ужас порки был просто еще одним, который нужно было пережить. К XIX веку, когда матросы раздевались до пояса для работы, не было ничего удивительного в том, что спины многих из них были крепко сбиты и испещрены рубцами.

Часто порка была настолько жестокой, что разрушала мышечную ткань спины и плеч, делая человека неспособным к работе и бесполезным для флота. Капитану предоставлялась большая свобода действий при назначении наказания, и, естественно, командиры-садисты часто злоупотребляли этой практикой. Порка назначалась за такие проступки, как «содержание низкой компании» — эвфемизм для пьянства, сквернословие, «за незаконное половое сношение»,[16] а также за такие относительно незначительные проступки, как «плевок на палубу» или «угрюмый вид». Существовали и более суровые наказания. На флоте все еще практиковалось килевание, а за убийство человека могли привязать к устью пушки. Затем пушка выстреливала.

Урия пробыл на борту «Юнайтед Стейтс» всего несколько недель, когда капитан Крейн отдал приказ всем явиться на палубу. Коллега артиллериста средних лет вернулся из увольнительной пьяным, шумел и ругался. Было назначено тридцать ударов плетью — довольно мягкое наказание. Теперь Урия видел, как за многие века порка была доведена до совершенства, став почти искусством. Первые несколько ударов плетью размягчили мышцы спины. Четвертый или пятый удар разрывал кожу. Затем мастер, владеющий плетью, мог направить удары так, чтобы они падали симметрично, крест-накрест, и плоть спины разрезалась на равные ромбовидные куски. На случай, если первый мастер с плетью устанет, наготове стоял его заместитель. Кроме того, предусматривалось несколько запасных «кошек», чтобы, если одна из них станет слишком скользкой от крови, можно было заменить ее другой. Известны случаи, когда мужчины оставались на ногах после шестидесяти ударов плетью, но немолодой товарищ наводчика несколько раз терял сознание, а когда все закончилось, он был уже без сознания. Наконец его спустили с дыбы, к которой он был привязан, поставили на ноги, и на его сырую и кровоточащую плоть вылили ведро соленой воды.

Урия, испытывая тошноту от этого отвратительного зрелища, тем не менее заставлял себя смотреть на него, ни разу не отводя глаз. В течение нескольких недель после этого он не мог говорить ни о чем другом, кроме как о жестокости порки как наказания. Это мало способствовало его дальнейшему расположению к сослуживцам. Мало того, что он был евреем, в нем было что-то подрывное. Ходили слухи, что Урия Леви не одобряет флотскую дисциплину, но Урия нашел другой крестовый поход.

На корабле Урия смог завести только одного друга — офицера-распорядителя, молодого человека по имени Томас Кейтсби Джонс, который напутствовал его: «Выполняй свой долг офицера и джентльмена. Будь вежлив со всеми, а первого человека, который будет вести себя не так, как ты, призови к строгому и правильному ответу». Это был хороший совет, но следовать ему Урии было трудно. Например, однажды ночью, когда Урия стоял на палубе, он увидел, как два молодых парня из кают-компании бросились к трапу, преследуемые, как оказалось, помощником боцмана по имени Портер, который держал в руке нечто похожее на кнут. Когда Урия остановил Портера и спросил, за что он бьет мальчиков, Портер ответил ему в «наглом и издевательском», по мнению Урии, тоне. Урия ударил Портера по щеке тыльной стороной ладони. Через час Урия был вызван к начальству и в присутствии Портера потребовал объяснить свои действия. Урия посчитал это грубым нарушением флотского этикета и закричал: «Сэр, я не имею права так отчитываться перед боцманом!». Предупрежденный о том, что он ведет себя неуважительно, Урия ответил: «А вы, сэр, ведете себя со мной столь же неуважительно». После этого Урия был отправлен в свою каюту и предупрежден: «Вы еще услышите об этом».

Это произошло во время второго военного трибунала, на котором ему было предъявлено обвинение в неподчинении приказам, неуважении к вышестоящему начальству и неофицерском поведении. Председателем военного трибунала был капитан Крейн, что, скорее всего, не пошло на пользу подсудимому. Он был признан виновным по всем трем пунктам и приговорен к «увольнению с фрегата «Юнайтед Стейтс» и запрещению служить на его борту».

На самом деле такой приговор по столь незначительному поводу был настолько необычным, что считался неправомерным, и когда дело было рассмотрено главнокомандующим флотом, президент Джеймс Монро отменил приговор. Но когда эта новость дошла до Урии Леви, он уже снова попал в беду из-за пустяка, если не сказать больше. На этот раз речь шла о гребной лодке. Лейтенант Леви заказал лодку, чтобы вытащить его на берег. Сказав, что шлюпка готова, он прибыл на палубу. Когда он уже собирался сесть в лодку, другой лейтенант, по фамилии Уильямсон, сказал ему, что лодка не его. Урия настаивал на этом. Уильямсон повторил, что это не так. Вскоре оба мужчины стали выкрикивать в адрес друг друга эпитеты, в том числе «Лжец!». «Подлец!» «Негодяй!» «Трус!» и т.д. В ярости Урия вернулся в каюту и набросал Уильямсону следующую записку:

СЭР:

Нападение на мои чувства, которое вы с удовольствием совершили сегодня днем, заявив, что я уклонился от ответа, тем самым грубо оскорбив меня без всякого повода с моей стороны, требует от вас уступок, которых требует дело, перед этими джентльменами, в присутствии которых я был оскорблен, или личной беседы завтра утром на Морской верфи, и тогда, если вам угодно, я ожидаю прямого ответа.

Урия лично доставил записку в каюту Уильямсона. Лейтенант швырнул непрочитанную записку в лицо Урии и захлопнул дверь.

Вооружившись письмом, Урия в ту же ночь, согласно последующим показаниям, отправился на берег в «таверны и другие места», читал письмо всем, кто его слушал, рассказывал на повышенных тонах об инциденте с лодкой и при этом «злобно и злонамеренно произносил и публиковал ложные, клеветнические, скандальные и оскорбительные слова в адрес лейтенанта Уильямсона, включая полтруна, труса и подлеца, а также негодяя и плута». Это была очень плохая военно-морская форма. На следующее утро лейтенант Уильямсон принял меры, и начался военный трибунал номер три. Урию обвинили в том, что он «употреблял провокационные и укоризненные слова, пренебрежительно относился к старшему