Все, что мы оставили позади - Кэрри Лонсдейл

Джулиан зарылся ногами в песок:

– Мне не понравилась Калифорния.

– Эй, я не сказал «нет». Но, прежде чем решить, мы должны узнать еще и мнение Марка.

На мокром лице Джулиана засияла улыбка. Потом он нахмурился, и улыбка исчезла. Он посмотрел на вереницу муравьев, которые поднимались по холмам и спускались в долины рядом с ним.

– Как настоящее имя сеньоры Карлы?

– Клэр Донато.

– Как мне ее называть?

– Почему бы тебе не спросить об этом у нее?

– Почему она нас обманула?

– Она боялась, что я заставлю ее уехать.

– А ты бы это сделал?

Джеймс открыл было рот, чтобы сказать «да», но остановил себя. Он мог сказать Джулиану правду, но тогда сын будет продолжать считать его «плохим парнем». Человеком, который разрывает их семью на части, тогда как в действительности он пытается собрать ее воедино. Потом Джеймс вспомнил, почему он вляпался во все это. Потому что скрывал правду.

– Да, – наконец признался он. – Я бы отослал ее.

Джулиан открыл рот и закрыл его. Джеймс чувствовал, как работает мозг сына.

– Ты отошлешь меня и Марка? – нерешительно спросил он, в его голосе слышался страх.

«Вот оно», – подумал Джеймс и вздохнул. Этого Джулиан боялся все последние шесть месяцев. В нескольких записях Карлос говорил о том, что боится, как бы Джеймс не бросил их. Карлос обсуждал свой страх с Джулианом. Не стоило ему говорить о тяжелом грузе ответственности с маленьким мальчишкой.

Джеймс повернулся к сыну.

– Посмотри на меня, – сказал он и подождал, пока Джулиан поднял голову и вытер глаза. – Я никогда не отошлю вас с Марком. И никогда вас не брошу.

Джулиан всхлипнул и кивнул.

– Я никогда не переставал любить тебя. Даже в прошлом декабре, когда поначалу не мог тебя вспомнить. Я снова полюбил тебя. Ты мой сын, Джулиан. Ты всегда будешь моим сыном.

Джулиан снова судорожно всхлипнул. Его тело дрожало, он плакал. Джеймс привлек сына к себе и просто обнял его.

* * *

Марк ел в кухне, а Наталия убирала продукты в холодильник, когда Джеймс и Джулиан вернулись в дом. Она выглянула из-за дверцы, услышав, что они пришли.

– Я приготовила ланч. – Она кивнула на тарелки.

Джеймс удивленно поднял бровь, посмотрев на Марка: тот за обе щеки уплетал сандвич с ананасом и колбасным фаршем.

– Muy bueno[24], – воскликнул малыш с набитым ртом.

– Как скажешь, парень. – Джеймс с сомнением посмотрел на сандвичи.

– Gracias, Tía Natalya[25]. – Джулиан выбрал тарелку и отнес ее на стол.

– Спасибо, – поблагодарил с порога Джеймс. – Я приготовлю ужин.

Она кивнула.

– Я разложила продукты по местам. – Наталия закрутила пакет с хлебом и убрала буханку. – А твоя мама, – она понизила голос, оглядываясь на мальчиков, – вернулась к себе в гостиницу.

Джеймс этому не удивился. Мать была следующей в очереди на разговор по душам и знала об этом.

– Она уехала с моим отцом.

Он сунул руки в карманы.

– В самом деле?

– Он любитель женщин, помнишь? Не беспокойся. – Наталия махнула рукой. – Это платоническое, я уверена. Клэр захотела освежиться, и папа предложил отвезти ее. Сейчас они наверняка уже пообедали, выпили по коктейлю и успели нырнуть в бассейн.

– По-моему, это не платоническое. – Джеймс не знал, что думать о таком развитии событий. Да, его родители никогда не были близки, в последнее время они даже спали в разных концах дома. Но он никогда не думал о том, что его мать могла бы быть с кем-то еще, кроме его отца или дяди – так, вот об этом не надо. Джеймс вошел в кухню и заглянул в свой сандвич. Он не ел консервированный фарш фирмы «Спэм» со времен колледжа, да и тогда съел только потому, что сосед по комнате взял его на «слабо».

– Художественные принадлежности я положила в комнате Марка. Я тебе покажу. – Наталия положила грязные столовые приборы в раковину.

Джеймс пошел за ней по коридору. Она только что приняла душ. Мокрые волосы она собрала в небрежный пучок. Россыпь веснушек на ее плечах казалась каплями краски. Наталия надела свободный топ с открытыми плечами и белые обрезанные шорты. Загорелые, мускулистые и стройные ноги казались бесконечными. Джеймс не мог отвести от них глаз. Его пальцы сжались, как бывало всегда, когда ему нужно было писать. Он хотел написать ее ноги. Он хотел…

– Джеймс!

Он резко поднял голову.

Наталия нахмурилась, и он поежился. В груди стало жарко.

– Что?

– Ты много всего купил. – Она вошла в комнату Марка и открыла шкафчик. Материалы занимали две широкие полки, их было достаточно для того, чтобы занять Марка на несколько недель.

– Да, это точно. – Джеймс смущенно посмотрел на нее.

– Можно подумать, что ты планируешь задержаться. – Наталия закрыла шкафчик, развернулась к нему, прижалась лопатками к дверце и скрестила руки на груди. – Или собираешься сам начать писать.

Джеймс услышал надежду в ее голосе. Он потер затылок и рухнул на край кровати Марка.

– Я хочу проводить время с Марком, когда он будет заниматься тем, что ему нравится. Посмотрим, куда уведет меня живопись.

Наталия посмотрела в окно, убрала завиток за ухо. Ее взгляд сфокусировался вдали, и она медленно моргнула один раз, два. Потом оттолкнулась от шкафчика и подошла к окну.

– В моей комнате наилучшее естественное освещение. Можешь писать там, – предложила она, не глядя на Джеймса.

Он залюбовался ее профилем. Высокий лоб и женственный изгиб носа. Веснушки украшали переносицу, они рассыпались по щекам, словно осенние листья. Пальцы Джеймса снова согнулись. На этот раз он хотел не только написать ее. Ему хотелось прикоснуться к ней. Прошло больше года с того момента, как он прикасался к женщине. Для мужчины скорее страстного, чем сдержанного, который больше чувствует, чем думает, и умеет сопереживать другим, это очень долго. Просто ад.

– Тебе не понравится запах, ты ведь там спишь.

– Верно. Я забыла.

– Я подумал, что мы могли бы писать на веранде. Это не серьезная живопись, просто способ для меня и Марка провести время вместе.

– И для твоей мамы тоже? Ты купил три мольберта.

– Это хороший вопрос. Я никогда не писал вместе с ней.

– Но в Пуэрто-Эскондидо…

– До этого. Ты знала, что она ненавидела мои занятия живописью?