Что день грядущий нам готовил? Летающие автомобили, роботы-повара, отпуск на Луне и другие несбывшиеся чудеса наших дней, предсказанные в прошлом веке - Пол Майло

Противники «технологического тоталитаризма» пришли в возмущение. Однако многим обращение к столь действенным методам казалось неизбежным (с Дельгадо, кстати, одно время сотрудничало Управление научно-исследовательских работ ВМС США). Футурологи Герман Кан и Энтони Винер предсказали, например, что продвинутые методы психоконтроля в XXI веке помогут разгрузить тюрьмы.

В конце концов эти скандалы наряду с новыми успехами фармакологии подорвали общественный интерес к электростимуляции поведенческих реакций (хотя сегодня такие устройства используют, чтобы облегчить страдания эпилептиков, паралитиков и жертв болезни Альцгеймера). Работы Дельгадо, в свое время считавшиеся революционными, почти вышли из научного оборота. Конгресс и администрация США не раз делали официальные заявления о недопустимости любых попыток подавления свободы методами психического контроля.

Но и на этом страхам перед грядущим столетием не пришел конец. Современное общество, как и отдельная личность, удаляясь от традиционных взглядов и норм, утратило свою былую целостность, следовательно, управлять им стало сложнее. Многие аналитики предсказывали эпоху, когда демократические свободы придется «ревизовать», дабы сохранить хотя бы подобие легитимности и порядка. Бертран Рассел, наблюдая за ростом фашистских диктатур в Европе 1920-х годов, пришел к выводу, что такие вещи, как независимость прессы, рыночная свобода или гражданский контроль над армией, безнадежно устаревают и маргинализируются. В итоге, как он считал, через полвека принципы общественного устройства повсеместно будут диктовать «те, кто распоряжается войсками и производством».

Угроза милитаризма в шестидесятые годы, как писал впоследствии президент США Дуайт Эйзенхауэр, чрезвычайно заботила многих критиков левого толка. К примеру, Майкл Харрингтон опасался, что системы электронного сбора информации и автоматизированного управления породят корпоративный строй полуфеодального или фа-шизоидного типа. Другие полагали, что в мире тотального контроля, где на каждом шагу установлены камеры наблюдения, исчезнет всякая частная жизнь; рухнут и такие освященные веками общественные договоры, как врачебная тайна и тайна исповеди. Некоторые волновались даже, сохранится ли само понятие отдельного человека. Писатель-искусствовед Огаст Хекшер, служивший в департаменте городских парков Нью-Йорка, обнародовал в 1967 году доклад, озаглавленный «Личность, а не масса», где призывал создать специальную комиссию по защите индивидуальности. В противном случае, заявил он, «невозможно рассчитывать, что, предоставив событиям идти своим чередом, мы сумеем избежать превращения в роботов».

В большинстве подобных пророчеств по умолчанию предполагалось, что Америка в XXI веке останется богатой страной. Однако не все были в этом убеждены. В 1951 году журнал «Чейнджинг таймс» опубликовал статью с предсказанием, что скоро американский стандарт жизни испытает крутой и длительной спад. Вовсе не потому, что самая мощная в мире экономика снизит производительность, — просто всё большую часть национальных доходов будут съедать военные и вообще государственные траты. Обслуживание ухудшится, товары «исчезнут из магазинов», подорожают и испортятся.

Спустя три года бизнесмен и зоолог Генри Фэрфилд Осборн-младший предсказал в книге «Границы Земли», что качество жизни не будет повышаться бесконечно и поворотный момент наступит довольно скоро. В середине семидесятых целая армия прогнозистов твердила в унисон: дескать, пик процветания, по Осборну, уже пройден, а дальше начнется эпоха, которую они окрестили обществом постизобилия. Символом будущих времен станет «новый дефицит», прямая противоположность периоду накопления богатств, длившемуся непрерывно три десятка лет после Второй мировой войны.

В наступившей реальности уровень жизни в Америке и большинстве других стран продолжает расти, хотя достается этот рост все тем же интенсивным, если не сказать адским трудом. Частная жизнь, по обыкновению, процветает; правда, ее несколько осложнило развитие электронного контроля и даже биологии (властям теперь приходится охранять конфиденциальность генных тестов). Семейные устои гораздо подвижнее, чем у прошлых поколений, но большинство женихов и невест с былой искренностью клянутся у алтаря: «Пока смерть не разлучит нас». И оказия повстречать свадебную процессию в нарядах из бумаги, похоже, опять отложена на неопределенный срок. Как ни менялись вещи за минувшие пятьдесят — шестьдесят лет, многое в жизни осталось прежним.

Когда Никита Хрущев, как наперебой сообщали телеграфные агентства под конец 1956 года, бросил западному миру вызов: «Мы вас похороним», знаменитая фраза советского лидера вовсе не казалась пустым бахвальством. Советский Союз внушал почтение своей ядерной мощью; одни боялись, другие надеялись, что вот-вот эта сила обрушит свободные капиталистические страны. Техника СССР считалась передовой: как рассказано в главе о космосе, русские уверенно обгоняли США на этом направлении (к ужасу американских педагогов: что мы сотворили с образованием и наукой?!). К тому же Советы, похоже, выигрывали глобальное сражение за сердца и умы людей: недавно освободившиеся колонии во множестве примкнули к коммунистическому лагерю и начали строить у себя социализм по марксистско-ленинским рецептам. Никто не сомневался: если не случится невозможное — ядерная война, то СССР суждено жить в веках.

И почти никто не предвидел того, что произошло на самом деле: бывший главный противник тихо ушел со сцены. Никто не загадывал, что США останутся единственной сверхдержавой на мировой арене, а вскоре после этого другая великая нация, коммунистический Китай, бросит Америке вызов не по законам холодной войны, но на ее собственной площадке: с позиций процветающего рынка.

Нет, если на то пошло, куда более реальной представлялась иная возможность: в XXI веке нации приблизятся к воплощению идеи, столетиями будоражившей умы, — к единому мировому правительству. Уж по утопизму, во всяком случае, такое не сравнить с заводами в китайских деревнях, снабжающими Америку всем на свете, от собачьих консервов до модельной обуви и пластиковых игрушек.

Надо заметить, любые попытки провидеть перемены в глобальном геополитическом пейзаже хотя бы на несколько лет вперед необычайно трудны — эти вещи разложить по полочкам куда сложнее, чем научно-технические или социальные тенденции. Непредсказуемые события или действия небольшой группы активистов могут радикально изменить весь мир. Так, например, победа иранской «консервативной революции» 1979 года подействовала сразу на всё: от мирового рынка нефти до господствующих тенденций в дальнейшем развитии исламских государств и движений. Или, скажем, в начале шестидесятых казалось, будто относительно слабая армия Северного Вьетнама не сможет сопротивляться всерьез американским войскам. Десять с лишним лет спустя фактическое поражение Америки повлекло за собой мощную инфляцию в стране (а следовательно, по меньшей мере в половине мира), успех уотергейтского скандала как результат общей потери доверия к президенту Никсону, его беспрецедентную добровольную отставку и в итоге огромный урон международному авторитету Соединенных Штатов. Более свежий пример — теракты 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне. Неполных два десятка людей, вооруженных канцелярскими ножами и начальными навыками самолетовождения, обрушили лавину глобальных событий, включая даже не одну, а целых две войны.