Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

– Вам не страшно бродить по трущобам?

– Страшно там жить, – серьезно, без капли кокетства сказала Ирэн. – А репортажики… Пф! Вот у меня есть знакомая фельдшерица, живет в Гороховом, к ней весь Сенной бегает лечиться – вот это, доложу я вам, действительно героиня! Сутками возиться с коростой, гнойными язвами, сифилисом, отмороженными пальцами… Вот чего бы я никогда в жизни не смогла! Когда я писала очерк о Марии Тихоновне, то полдня просидела в ее кабинете, наблюдая, – и дважды лишалась чувств! Представляете, это я-то! Как институтка! А она с этим работает каждый день, вот что ужасно… Но я, видит бог, добьюсь от властей решительных действий! Пора уже, наконец, раскидать по камешку эти вонючие дебри в середине города…

Владимир в глубине души был уверен, что никакие репортажи и статьи, даже блестяще написанные, не заставят городские власти разобрать трущобы: слишком много народу заинтересовано в их сохранении, слишком крупные взятки даются и слишком медленно проворачиваются любые новые начинания в генерал-губернаторских приемных. Но разочаровывать юную подвижницу Черменский не решился.

Неожиданно он заметил, что Ирэн внимательно смотрит на карман его куртки, откуда высовывался край кожаной записной книжки с вложенным в нее карандашом. Заметив, что Владимир перехватил ее взгляд, девушка без тени смущения улыбнулась:

– Ба-а-а! Мы с вами, кажется, коллеги?

– Я дилетант, Ирина Станиславовна, – усмехнулся Черменский. – Было дело, печатался как-то ради денег, но с тех пор много воды утекло.

– О чем писали? – поинтересовалась Ирэн, в черных глазах которой зажегся острый огонек.

– О разном… – уклонился Владимир. И, не желая продолжать разговор о собственных приключениях, обратился к Северьяну с Ванькой, уже давно перешедших на подозрительный шепот: – Эй, золотая рота! Северьян! Вы о чем там совещаетесь?

Северьян повернулся – и по его сумрачной физиономии Черменский понял, что разговор велся вполне серьезный.

– Владимир Дмитрич, – глядя прямо в лицо другу, медленно произнес он. – Вы как знаете, а только я уж решил. Спалю я ночью этого Андрей Кирилыча.

– Как – спалишь? – не сразу понял Владимир.

– По-тихому. Красного петуха под крышу пущу – и все. Будет вперед знать, как сирот забижать… и младенцев им делать.

– Послушай, но… – начал Владимир. И умолк, вдруг поняв, что ему не хочется ни спорить с Северьяном, ни привычно удерживать его от очередной авантюры. К тому же сидящий напротив Ванька смотрел на Северьяна с такой отчаянной надеждой в черных, как у Маши, глазах и так счастливо переглядывался с Наташкой, что Владимир подумал: разочарование этих двоих в случае отказа Северьяна от своих намерений будет огромным.

– Но… Как мы с тобой это провернем?

– Да долго ли умеючи-то, ваша милость… – По широкой ухмылке Северьяна было заметно, что он полностью оценил это «мы с тобой». – Я еще утром посмотрел, там как раз за евонной лавкой овражек небольшой, весь рогозом зарос. Ежели из этого овражка по потемкам подобраться да петушка запустить, никто и не заметит. Как всегда: я делаю, вы на шухере…

– Там полон дом народу, – озабоченно напомнил Черменский. – Подмастерья, ученики, женщины… Не дай бог, кто-нибудь не успеет выбраться!

– Ну, можно и крикнуть… Проснутся, повыскочут…

– Может быть, лучше днем?..

– Тогда ничего не выйдет, – упрямо мотнул головой Северьян. – Днем схватятся быстро, потушат, а что на пустяк силы тратить? Нет, Владимир Дмитрич, ночью – оно вернее. С божьей помощью и лавка, и дом в угольки перекинутся. Я б еще и вдовы майорской, Мерцаловой, хатку бы подпалил. Для надежности. Чтоб этому ироду вовсе зимовать негде было. Богадельня при монастыре за счастье станет, зуб даю!

Владимир видел, что друг немного рисуется, но не спешил окорачивать его: Ванька и Наташка смотрели на Северьяна с таким восхищением, что вмешиваться было бы просто свинством. Оставалось только согласиться:

– Ну, гляди… Загремим в полицию – так вместе.

– Ой, дяденьки, не надо в полицию-ю… – вдруг заблажила почтительно молчавшая до сих пор Наташка. – Что с Ванькой-то станется, ежели вы и Андрей Кирилыча спалите, и сами погорите?..

– Обещаю, милая, что в таком случае я вас не оставлю, – неожиданно послышался звонкий, веселый голос, и Ирэн, о которой все забыли, с негромким смехом облокотилась обоими локтями на стол. – Как хотите, господа, а я иду с вами! Бог свидетель, это же будет сенсация! Если повезет, успею прямо ночью сдать в набор! Вас, надеюсь, не затруднит устроить поджог пораньше? Кстати, а кто этот Андрей Кирилыч? Совратитель малолетней прислуги? И какое отношение он имеет к этим молодым людям?

Владимир и Северьян, застигнутые врасплох, переглянулись. А затем Северьян хлопнул себя по коленям и расхохотался на все заведение:

– От сколько на свете живу – таких барышнев не встречал! Владимир Дмитрич, вы им чичас расскажите, что сами захочете, и пусть с нами идет! Ладно уж, за ради ейных черных глаз все до полуночи обтяпаю!

Спустившаяся на Петербург ночь была холодной и ветреной: к радости Северьяна, уверявшего, что ветер огню хорошая помощь. По тревожному, еще желтому на западе небу мчались черные длинные клочья. Над Адмиралтейством вставала ущербная луна, почти не видимая за набегающими облаками. Со стороны залива поднималась большая дождевая туча.

– Ты ее дождись, – показывая на эту черную громаду, вполголоса проговорил Владимир. – Луна скроется, в потемках спокойнее будет.

– Да не учите вы кота сметану тырить, ваша милость… – блеснул зубами Северьян. – Тучку-то вашу долго дожидаться, сейчас вон облако набежит – и с божьей помощью… Ага, вот оно… Ну, с богом, что ли!

Две тени поднялись из неглубокого, заросшего высокими сорняками оврага и бесшумно двинулись к чернеющему в темноте забору севостьяновского дома. У самого забора они разделились. Северьян скользнул к длинной кишке лавки, в которой не светилось ни одного огня, а Владимир пошел к соседнему дому, принадлежавшему ранее вдове: после длительного совещания в трактире было решено для полноты мести все-таки спалить и его.

«Ваньке мы его все равно не отсудим, хоть тресни впополам! – резонно заметил Северьян. – А коли так – пропадай, моя телега! Пусть теперича этот живодер золу на пепелище ситечком сеет!»

Дом стоял пустой и черный, с закрытыми деревянными ставнями. Выглянувшая на мгновение из туч луна блеснула на стекле чердачного окна и тут же скрылась. Владимир почти беззвучно перемахнул через забор, радуясь, что за минувшие полгода не утратил навыков бродяжьей жизни, ловко приземлился в мокрые от росы заросли лопухов и мальвы, нащупал в кармане спички.

Пакля, торчащая между отсыревших бревен, занялась не сразу: Владимиру пришлось дважды обойти вокруг дома, прежде чем последний нехотя загорелся, подожженный с четырех углов. Затем Черменский вытащил из кармана припасенный заранее увесистый камешек, вложил его в коробку со спичками, поджег всю коробку и, размахнувшись, швырнул горящий комок в окно чердака. По тонкому звону разбитых стекол он убедился, что попал, и метнулся к забору.