Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

– Ванька, они не легавые, спасеньем души своей клянуся! Это… это… это от матушки твоей, из Москвы присланные! Они вот папаша твой!

Ванька, разом утратив нахальную гримасу, вытаращил глаза на Северьяна. Тот деловито кивнул в знак подтверждения и сразу приступил к делу:

– Ты пошто от хозяина подорвал? Бил крепко?

Ванька молча кивнул.

– Что, и не потерпеть было?

– Сам бы потерпел, а я бы поглядел, – сквозь зубы процедил Ванька. – Ты видишь, что у меня трех зубьев нету? Шкуру на спине показать тебе? Клочьями три раза слезала! Волосья, сволочь, клоками драл! А когда меня его хозяйка кипятком обварила… уже спасу не было терпеть…

– Чего к бабке не пошел? – ровным голосом спросил Северьян. На скулах его бешено дергались желваки.

– А толку? – пожал костлявыми плечами Ванька. – Она уж не в рассудке была, под себя ходила… И пошто меня вовсе мамаша сюда прислала, не пойму? – Он с тоской, протяжно хлюпнул носом, вытер его кулаком. – Я под Орлом гусей пас, у дьячка грамоте выучился… хорошо было!

– Так ты грамотный?

– А то!

– И цифирь разумеешь?

– Есть немного…

– Владимир Дмитрич, он ведь тебе в хозяйстве сгодится! Гли, грамотный, умней меня!

– А ты вовсе откуда взялся? – без ехидства, с искренним удивлением спросил Ванька, глядя на Северьяна. – Я думал, тебя и нету совсем…

– Так не от святого ж духа ты народился? – невесело хмыкнул Северьян. Владимир молчал, понимая, что вмешиваться незачем. Из угла напряженно блестела синими глазами Наташка.

– Знамо дело, не от святого… – серьезно согласился Ванька. – Тебя мамаша сюда послала?

– Она умерла.

Услышав это, Ванька не изменился в лице, лишь нахмурился, не сводя с Северьяна блестящих глаз, и Владимир подумал, что мальчишка, вероятно, никогда не видел своей матери. Маша отправила его на воспитание едва родив, боясь потерять выгодный ангажемент. Владимиру было это известно.

– Ну, что ж… царствие небесное, коли так. А ты чего с меня теперь хочешь? – по-деловому спросил Ванька. Настороженность из его глаз не исчезала.

– Забрать тебя отселева хочу, – помедлив, сказал Северьян.

– Куда? – так же помолчав, поинтересовался Ванька.

– Под Смоленск. У Владимира Дмитрича именье там. – Северьян посмотрел на Черменского, и тот понял, что продолжать придется ему. Он шагнул вперед, ближе к Ваньке, и произнес:

– Мы с твоим отцом служили вместе. В Николаевском пехотном, на Кавказе. Сейчас он управляющий в моем имении в Смоленской губернии.

– Что, и доход большой? – заинтересованно, по-взрослому спросил Ванька.

– Слава богу, что хоть не в убыток пока, – честно ответил Владимир. – Но, думаю, все прокормимся. Так что, поедешь?

Ванька молчал, недоверчиво глядя то на Черменского, то на Северьяна. Грязная физиономия его отражала бешеный мыслительный процесс. Наташка из угла делала мальчишке знаки, сопровождая их отчаянными гримасами – соглашайся, мол, – но Ванька угрюмо отворачивался и продолжал думать. Черные блестящие глаза упорно мерили двух стоящих перед ним мужчин.

– Ванька, да пошто ж ты глупой-от такой!!! – не выдержала, наконец, Наташка и, подбежав к мальчишке, тряхнула его за плечо. – Такое же в жизни однова случается, ехай, ехай, дурак, с родителем, они пропасть не дадут, все при ком-то будешь! Хужей, чем у Андрей Кирилыча, ведь не будет, а? А я тебе, может статься, и напишу как-нибудь…

– Дура неграмотная… напишет она, – басом проворчал Ванька. В упор посмотрел на Северьяна и отчеканил: – Вот что, батя, или кто ты мне там… Я без нее никуда не поеду.

– Ай, дурной, с ума сбесился… – всплеснула руками Наташка. – Северьян Дмитрич, Владимир Дмитрич, да не слушайте вы его, малой он, не разумеет…

– Не поеду, я сказал! – отрезал Ванька и отвернулся. Северьян взглянул на Черменского. Тот, в свою очередь, на Наташку.

– Тебе лет сколько?

– Четырнадцать, сударь…

– Давно у Андрей Кирилыча?

– Второй год-с…

– Родные есть?

– Как же-с, вот как раз Андрей Кирилыч родня и есть… Как мамка померла, они меня забрали в услуженье, как есть благодетель мой… Они меня поначалу хотели в приют определить, так ихняя супруга, Домна Никифоровна, воспротивились. Пусть, говорят, останется, по хозяйству будет. Известно, прислуге платить надо, а я за харчи готовая, и спать не на улице, и то ладно…

– Они ее замордовали хуже каторжной, – вклинился Ванька. – Она им и в магазине служит, и моет, и стирает, и дите качает. А когда я от бития ухватом чуть не помер, Наташка со мной две недели возилась. И лошадиной мазью лечила, а то б точно подох. Не поеду я без нее никуда.

Наташка схватилась за всклокоченную рыжую голову. Решительно уселась прямо на грязный пол, поджав под себя босые ноги, усадила рядом Ваньку и что-то жарко зашептала ему на ухо, дергая за рукав драной рубахи. Он слушал, молчал, хмурился с каждым словом Наташки все больше и больше. Закончив, наконец, свою речь, девчонка отвернулась к стене и закрыла лицо руками. Ванька покосился на нее, шумно вздохнул, посмотрел на Северьяна, на Черменского и, видимо, так и не решив, к кому из них обращаться, уставился в пол и проворчал:

– Тут, стало быть, дело такое… Она…

– Ой, молчи! Молчи, дурак! Молчи-и-и! – тоненько запищала Наташка, но Ванька отмахнулся и закончил:

– Тяжелая она.

– Приехала кума, да не ведала куда… – ошарашенно пробормотал Северьян, косясь на Черменского. – Это кто ж тебя, девка, осчастливил?!

– Они… – пролепетала Наташка, не отнимая от лица ладоней. – Андрей Кирилыч…

– Чего?! – заорал Северьян так, что сразу на нескольких нарах прекратился храп, и две-три встрепанные головы медленно поднялись, хлопая опухшими глазами. – Этот кровохлеб?!

– Они, они-с, не сумлевайтесь, – уверила Наташка. – Еще летом, после Петровых дней, когда их супруга на богомолье в Новопречистенский монастырь отбывши… Видит бог, я не виноватая, я тока-тока младенца укачала и рядом с ним на половике-то прикорнула, вдруг чую в потемках – хапают за ноги, а там и выше… А голосить-то боюсь, потому как ребенок пробудится, я же его не затем три часа качала… И вот вам крест святой, кабы не борода – ни в жисть бы на Андрей Кирилыча не подумала!

Северьян медленно повернулся к Черменскому, скулы у него были белыми.

– Ваша милость, я его зарежу, – спокойно произнес он.

– Ай, не берите греха на душу, Северьян Дмитрич, – так же спокойно отозвалась с пола Наташка. – Дело-то житейское… Вот только выгонют они меня сразу же, как обнаружится. Я уж и место себе приискала в полтиннишном заведении…

– Врет она, – буркнул Ванька. – Ей там мадам сказала, что малявок не берет, потому – бездоходные.