Люди на войне - Олег Будницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казакевич писал жене из госпиталя через три дня после ранения:
Я лежу снова в госпитале, в Польше. Это здание бывшей школы, светло, чисто, много цветов. Я ранен осколком гранаты в правое бедро. Осколок уже вынули. Было (и предстоит еще) много боли. Но это не страшно…
Немцы бегут. Много пленных, трофеев.
Получил бы я за последний подвиг большую награду, но, в связи с моей эвакуацией в госпиталь, вряд ли получу. И если предполагать, как это делают многие, что я уже отвоевался, то приду я домой таким же, каким ушел на эту войну, но с чистым сердцем и с правом на спокойную жизнь и работу, правом, завоеванным не словами, а делом и кровью.
Вот итог за три года и один месяц: я совершил не менее пяти подлинных подвигов; в самые трудные минуты был весел и бодр и подбадривал других; не боялся противника; не лебезил перед начальством; не старался искать укрытия от невзгод, а шел им навстречу и побеждал их; любил подчиненных и был любим ими; оставался верен воспоминаниям о тебе и двух детских жизнях — нашей плоти; сохранял юмор, веру и любовь к жизни во всех случаях; был пять раз представлен к награждению орденами и получил пока только один орден; из рядового стал капитаном; из простого бойца — начальником разведки дивизии; будучи почти слепым, был прекрасным солдатом и хорошим разведчиком; не использовал своей профессии писателя и плохое зрение для устройства своей жизни подальше от пуль; имел одну контузию и два ранения.
Ему было чем «отчитываться» и чем гордиться. Казалось бы, после двух ранений, контузии и двух боевых орденов можно было бы угомониться. Однако Казакевич, эвакуированный в Барнаул в госпиталь, а после излечения направленный в офицерский резерв в Омск, почти повторил свой «трюк» июня 1943 года. Выпросил 2-недельный отпуск для поездки в Москву якобы для доработки принятой в журнал «Знамя» повести. А из Москвы пробрался в Польшу, в свою 47-ю армию, где начальник разведотдела полковник Михаил Малкин, хорошо знавший и ценивший Казакевича, оставил его работать в разведотделе, уведомив об этом Омск.
По словам Николая Пономарева,
Казакевичу было свойственно уменье быстро сопоставлять различные факты и логично дополнять недостающие сведения, — черта характера особенно ценная для разведчика. Оценивая обстановку, разведчику зачастую приходится иметь дело с противоречивыми данными и различными неопределенностями, на основе которых надо делать конкретные выводы, преодолевая ряд трудностей, в том числе и психологического порядка… Умение Эммануила Генриховича на основе разрозненной информации создавать достаточно полную картину положения противника во многом предопределило решение командования перевести его из дивизии в разведотдел штаба армии, что удалось сделать только в ноябре 1944 года, после возвращения Казакевича из госпиталя.
Отмечал Пономарев и умение Казакевича убедительно доложить данные разведки командованию. Сложность для разведчиков нередко заключалась в том, что у вышестоящих начальников часто складывалось собственное представление о положении дел, в том числе о противнике. Если данные разведки подкрепляли мнение такого командира, он их воспринимал, если противоречили, мог их счесть недостоверными. Поэтому убедительно и аргументированно доложить командованию о ситуации на основе собранных данных также входило в число профессиональных навыков разведчиков, и не всем это было дано. Казакевичу — в полной мере.
Одной из обязанностей Казакевича в разведотделе армии была подготовка разведывательных донесений и сводок, ежедневно высылаемых в штаб фронта. Переработка тяжеловесного языка донесений была не самым приятным делом. Казакевич «с самым серьезным видом» предложил однажды начать сводку «бодрым утверждением о том, что наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, успешно продвигались „по Тюрингии дубовой, по Саксонии сосновой, по Вестфалии бузинной, по Баварии хмельной“». С тем же серьезным видом он объяснял двойную пользу для фронтовых разведчиков от такого введения: во-первых, познакомятся с вряд ли им известными стихами Эдуарда Багрицкого (цитированные строки — из «Птицелова»), во-вторых, повторят административное деление Германии.
Начальник Казакевича Михаил Малкин был военным разведчиком по призванию. Служил в Красной армии с 1929 года. В военной разведке с 1940 года, в 1940–1941 годах учился в Высшей специальной школе Генерального штаба, капитан (1940). С октября 1941 года на фронте, служил начальником 1‐го отделения (войсковой разведки) разведывательного отдела, затем начальником разведотдела различных армий, с февраля 1943‐го и до конца войны — 47‐й армии. Малкин был человеком недюжинной храбрости. 29 декабря 1941 года
«в условиях сильного превосходства авиации противника, в сложных метеорологических условиях, при отсутствии связи с действующими частями, высадившимися десантом в г. Феодосия на самолете У-2 перелетел через Черное море из Новороссийска в Феодосию, установил связь с действующими частями, передал распоряжения командования, выяснил обстановку и сообщил ее командованию». Впоследствии «как представитель штаба армии, неоднократно принимал активное участие в организации войсковой разведки в частях армии, при этом проявил настойчивость и смелость. Дважды участвовал в бою в составе разведывательных отрядов…»
История разведгруппы, действовавшей в районе Ковеля, легла в основу повести Казакевича «Звезда», сделавшей его звездой советской литературы. Причем звездой первой величины. Но пока — о другой «звезде»: еще одном ордене Красной Звезды, которым капитан Казакевич, помощник начальника информационного отделения разведотдела 47‐й армии 1‐го Белорусского фронта, был награжден в феврале 1945 года. Основанием для награждения стало то, что он «проделал большую работу по вскрытию системы обороны и группировки противника перед фронтом армии… правильно определял характер действий противника и появление перед фронтом новых частей». В этом, собственно, и заключалась работа разведчика, которую Казакевич выполнял весьма квалифицированно. В данном случае поводом к награде наверняка стал эпизод осады города Шайдемюля в Померании, части так называемого Померанского вала. В городе и его окрестностях была блокирована довольно крупная группировка вермахта, оказывавшая отчаянное сопротивление. В развалинах одного из зданий разведчики 47‐й армии оборудовали наблюдательный пункт. Пробравшийся на НП начальник разведотдела армии полковник Михаил Малкин застал Казакевича у стереотрубы:
Он неотрывно смотрел в одну точку. Я спросил, что он так долго рассматривает. Он приподнялся, уступая место, и предложил мне взглянуть на разбитый дом, который стоял в «ничейной» полосе, — считалось, что там нет ни немцев, ни наших. В трубу я увидел, что дом обитаем, — туда заползают и вскоре уползают обратно немецкие солдаты. Дом напоминал муравейник — ползучее движение в обе стороны почти не прекращалось.
Что все это означает? К вечеру мы послали в таинственный дом небольшую группу разведчиков. Просился в этот поиск и Казакевич, но его не пустили.
Разведчики благополучно проникли в дом. Спустившись в большой подвал, они обнаружили продовольственный склад, куда совершали «паломничество» немецкие солдаты, набивавшие карманы и сумки шоколадом и бутылками ликера и, не задерживаясь, под непрерывным огнем уползали обратно к своим. Один из таких любителей сладкого был захвачен разведчиками. Допрашивал пленного Казакевич. Тот оказался толковым и рассказал все, что знал.