Брестский квартет - Владимир Порутчиков

Ценного немецкого офицера и пилотов «юнкерса» с аэродрома сразу прямиком отправили в штаб армии, раненых — в госпиталь, а сами разведчики уже днем вернулись в родную дивизию. Для этой цели им специально была выделена машина с шофером. Вместе с товарищами вернулся и Чибисов, который, несмотря на слабость и полуобморочное состояние, не захотел отправляться в тыловой госпиталь, предпочтя лечение в дивизионном медсанбате…

А через несколько дней в армейской газете на первой полосе напечатали большие фотографии храброго трио с упоминанием о том, что все отличившиеся в рейде были представлены к высоким правительственным наградам, ибо сведения, которые сообщил в штабе армии пленный немецкий офицер, оказались весьма и весьма ценными. В частности, о времени начала операции «Цитадель».

И хотя в военных сводках за те июньские дни 1943 года лишь скупо сообщалось о боях местного значения и смелых рейдах разведчиков в тылу врага, история эта еще долго гремела по всему фронту. Говорят, даже дошла до самого Сталина, но это нам доподлинно неизвестно…

Скала как скала, не лучше и не хуже многих, местами поросшая шелковистым на ощупь мхом, она неприступной громадой нависала над покатым, упирающимся в хвойный лес склоном. Уже через несколько лет после окончания войны эту скалу будут штурмовать первые экстремальные туристы, а в ночь с 6 на 7 августа 1944 года к ней оказалась прижата разведгруппа капитана Чибисова, и именно здесь, судя по всему, ей предстояло встретить свою смерть. Немецкие альпийские стрелки вместе со спецбатальоном СС умело блокировали группу с трех сторон и теперь ждали только утра и минометов, вызванных на случай, если русские вдруг откажутся сдаться.

Все происходящее в тот час в Карпатах, являлось следствием секретной радиограммы, что двумя неделями раньше пришла в штаб немецкой группировки «Южная Украина». Зашифрованный в радиограмме текст содержал следующий приказ: «Пора выпускать Карпатского ястреба».

Что он означает, в советских войсках узнали уже на следующее утро…

Небольшая железнодорожная станция где-то у подножия Карпатских гор. Пирамидальные, словно политые маслом, тополя зеленеют на фоне ослепительно синего неба. Под ними белеет одноэтажное здание вокзала, а чуть дальше утонуло в подсолнухах несколько крытых почерневшей соломой домишек. На краю станции целятся в безоблачное небо две прикрытые маскировочной сетью зенитки. Работы для них нет и, судя по предыдущим дням, пока не предвидится: в воздухе полностью господствует наша авиация.

Несмотря на утро, уже жарко. На привокзальной площади не протолкнуться: машины, подводы, масса служивого народа. Беспрестанно скрипит, кланяется столпившимся вокруг людям и изрезанному горной грядой горизонту колодезный журавель, и то и дело ослепительно вспыхивает на солнце мокрое от воды ведро. А дальше, за площадью, тянется меж покрытых виноградниками холмов дорога, по которой, обдавая белой пылью спешащие к фронту маршевые роты, безостановочно снуют грузовики.

Страдающий одышкой паровоз медленно, из последних сил напрягая свое обожженное огнем и паром нутро, втягивает на станцию очередной состав: несколько теплушек и нескончаемую вереницу груженных лесом платформ. На каждой по часовому.

— Опять «дрова» привезли, — со значением произносит начальник станции своему заместителю.

Ловко спрыгнув с подножки одной из теплушек, к ним уже торопится высокий, перетянутый ремнями офицер.

Страшно скрипят, замедляют бег огромные, почти невидимые в клубах пара, полутораметровые колеса паровоза; словно судорога пробегает по всему составу, и он наконец останавливается.

В этот самый момент из-за горной синеющей на горизонте гряды выскакивает стайка самолетов. Поначалу на них никто не обращает внимания — принимают за своих, но самолеты стремительно приближаются, и вскоре на состав, на забитую людьми площадь вдруг обрушиваются бомбы и пули.

— Воздух! — кричит кто-то запоздало.

Немцы! Откуда?! Словно гигантские швейные машинки заработали, загрохотали над головами. Пули-иглы выбивают в земле смертоносные строчки, на краткий миг сшивая небо и землю. Торопятся, наводят орудия на стремительные, юркие цели зенитчики. В панике разбегаются люди. Страшно кричат раненые. Ошалевшие от ужаса лошади, не разбирая дороги, тащат за собой пустую телегу. От взрывов на платформах разлетаются в стороны бревна, открывая спрятанные под ними новенькие танки. Вскоре полыхает весь состав. Горят бревна, горит техника. Оглушительно рвутся снаряды. Катается по земле, рычит от нестерпимой боли охваченный пламенем часовой одной из платформ…

Заскочивший в свой кабинетик комендант быстро крутит ручку полевого телефона, при каждом близком разрыве инстинктивно втягивая голову в плечи. Он весь в крови, но эта кровь не его. Перед глазами коменданта все еще стоит страшная картина: бьющееся в смертельной агонии тело заместителя и запрокидывающееся мертвенное лицо так и не успевшего ничего сказать офицера, убитых одной пулеметной очередью.

В несколько минут все кончено — состав и станция полностью разгромлены. Немцы, сделав прощальный вираж, устремляются назад к горам.

Над горящей, затянутой черным дымом станцией вдруг с ревом проносятся наши «ястребки». «Ничего — не уйдут», — не сомневается их командир, выжимая из своей машины все что возможно. Его самолет стремительно набирает высоту.

Вот уже и линия фронта — темные извивы траншей, оспины воронок, противотанковые ежи и тонкие, как паутина, нитки колючей проволоки. Небо вокруг сразу же покрывается облачками разрывов — то заработали, прикрывая своих, вражеские зенитки. По давно отработанной тактике несколько «ястребков» тут же резко снижаются и обрушивают всю мощь своих пушек и пулеметов на вражеские позиции, давая возможность остальным самолетам прорваться сквозь огневой заслон.

Но когда те достигают наконец горной гряды, противника, еще несколько минут назад маячившего впереди, словно сдуло ветром. Чистое небо вокруг и убегающие за горизонт бесконечные хребты Румынских Карпат под крылом. Летчики в недоумении какое-то время кружат над горами, пока раздосадованный командир не дает команду возвращаться.

А еще через полчаса немецкий радист уже будет передавать в Берлин следующее: «Карпатский ястреб успешно вылетел из гнезда…»

В доме, где расположился штаб армии, распахнуты все окна, но это помогает мало — вечер не принес желаемой прохлады. Лоснятся от пота лица сидящих в комнате офицеров, на гимнастерках проступают темные клинья, но люди кажется, не замечают жары: все следят за командармом — невысоким подтянутым человеком лет 55. Тот, как всегда, внешне спокоен, но, судя по румянцу на щеках и покрасневшей шее, внутри полыхает огонь.

— Проклятье! — наконец произносит командарм глухим полным едва сдерживаемого гнева голосом. — За неполную неделю немцы уже пожгли целый танковый полк и два эшелона с пополнением. И это накануне начала операции!