Милая - Рене Карлино

Уилл пошевелился, когда было уже позднее утро.

– Миа?

– Да?

– Вчера ночью… когда ты сказала…

– Да?

– Ты сказала так… потому что мы?..

– Нет.

Мы снова задремали, по-прежнему обнимая друг друга.

Когда я проснулась, кровать была пуста, но я ощутила аромат французских тостов и услышала, как Уилл очень тихо подпевает песне рок-группы «Pearl Jam». Подобное сочетание было мне, безусловно, по душе. Я нигде не могла отыскать свою майку, поэтому стрелой пролетела по коридору в нижнем белье.

– Я все видел! – закричал он.

Я ухмыльнулась и, прежде чем отправиться в ванную и почистить зубы, схватила майку из шкафа. Придя на кухню, я прыгнула за стойку. Подошел Уилл и встал рядом, положив руки мне на бедра. Он был полуобнажен, джинсы низко сидели на узких бедрах. Я скользнула взглядом по идущей от пупка вниз дорожке темных волос, остановившись на ремне с серебряными заклепками. Он был без трусов.

– Доброе утро, малыш! – сказала я с нахальной усмешкой. Он усмехнулся, закрыл глаза и нежно поцеловал меня в губы, долго не отпуская меня.

Отстранившись совсем чуть-чуть, он прошептал:

– Доброе утро, – а потом снова стал целовать меня. – Пора завтракать.

– Я жду не дождусь!

Сев за стол, мы стали есть самые вкусные французские тосты в мире. Эндрю Берд рвал струны, исполняя нам серенаду, странные слова которой доносились через динамик iPod.

– Мне кажется, эта песня об опухолях, образующихся во рту и на голове, – сказал Уилл.

– Отвратительно. Мне кажется, это о детях и котятах.

– Нет, это о тератоме, – сказал он, улыбаясь.

– Ладно, что бы это ни значило… давай не будем думать об этом. Ты закончил свои дела в Калифорнии?

Настроение у него сразу упало, как якорь с корабля.

– Давай не будем думать об этом.

– Что случилось?

– Ничего не случилось, но я должен вернуться и закончить то, над чем начал работать в студии. Повернувшись, он схватил меня за руку. – Поедем со мной.

Мне понадобилась доля секунды, чтобы принять решение.

– Хорошо.

Перед полетом в Лос-Анджелес он казался спокойнее, чем обычно, если не считать того, что по его настоянию мы взяли билеты на места, расположенные через ряд от бокового выхода. После взлета он по привычке опять начал дурачиться. Прислонившись ко мне, он сказал:

– Мне нужно удостовериться, что шасси убраны, – но не выглянул в окно. Глубоко втянув носом воздух, он поцеловал меня взасос. Мы целовались несколько минут или, может быть, несколько часов, пока не заснули, уронив головы друг на друга.

Когда «таун-кар» мчал нас из международного аэропорта Лос-Анджелеса, Уилл рассказывал мне о том, какие изменения произошли в его карьере.

– Честно говоря, я не понимаю, почему они оплачивают студийное время. Я даже не подписал контракта, это бессмысленно. Мне известно, что Фрэнк без меня подписал с ними какой-то кабальный контракт.

– Они действительно заинтересованы в тебе. Думаю, поэтому они ведут себя так.

– Нет, здесь что-то другое, наверняка что-то другое. Мне противно чувствовать себя в долгу перед этими людьми, и я устал от их дерьмовых предложений. Они хотят получить хит, вот и все. Они без конца просят меня изменить слова и сделать песню попроще. Кто так делает? Если они думают, что я такой талантливый, тогда почему они хотят все поменять?

– Наплевать, просто делай то, что они говорят, – сказала я, глядя на него широко открытыми глазами, убеждая его продолжать.

Он прищурился и откинул голову назад.

– Почему? Что произойдет, если я не послушаюсь?

– Пойдешь напролом, испортишь себе жизнь из-за того, что фирма хочет, чтобы ты изменил пару слов?

– Я даже не знаю, чего я сам хочу.

– Чего? – В моей голове навязчиво звучала мелодия из сериала «Сумеречная зона». – Люди готовы умереть, чтобы оказаться на твоем месте. Разве это не то, к чему ты стремился всю жизнь?

– НЕТ! Я сочинял музыку не для того, чтобы прославиться и чтобы обо мне писали всякие дерьмовые издания, и не для того, чтобы месяцами торчать в автобусе, или чтобы какой-нибудь тупица в костюме, который целыми днями слушает гребаный современный джаз, указывал мне, что делать. Я сочиняю музыку потому, что мне это нравится. Что будет, Миа, если я сейчас же откажусь от этого дерьма?

– Конец карьеры. Возможно, тебе до конца жизни придется работать в отеле «Montosh».

– Нет! Я имею в виду, что будет с нами?

– Я даже еще не знаю, что значит мы.

Уилл в страхе раскрыл рот и лихорадочно затряс головой.

В Уилле проснулся неврастеник.

– Теперь ты запела по-другому, да? Кажется, ты говорила, что любишь меня, но, может быть, это лишь пока лежишь на спине?

– Как ты смеешь? – Я старалась сдержать слезы, накатившиеся мне на глаза. – Я только что потеряла свою собаку… и отца. Прямо сейчас я не способна принимать никаких решений.

– Я понимаю… прости, – тут же ответил он с неподдельным раскаянием на лице. Его глаза искали мои. Несколько минут он пребывал в замешательстве, пока я думала о том, что же могло случиться с Уиллом, которого я знала. Я обдумывала, не спросить ли этого обманщика, что он натворил. Может быть, моему любимому Уиллу угрожает опасность, а может, кто-то просто влез в его тело, как в костюм? Я сверлила испепеляющим взглядом роговицу его глаз, выждав целых полминуты, чтобы заговорить. Он, должно быть, предчувствовал, что я готова взорваться, разрушив все до основания, потому что глубоко вздохнул и смолчал. Но вместо гнева мной овладело только разочарование.

– Мне кажется, это ты запел по-другому. Ты переспал со мной, значит, теперь ты можешь вести себя как скотина, так?

– Прости, мне очень жаль, я не имел этого в виду. Прошу тебя, Миа! Я схожу от тебя с ума. На меня оказывают очень большое давление, и мне нужно, чтобы ты была на моей стороне.

Не отвечая, я пристально смотрела в окно. Когда мы подъехали к студии, он, обежав вокруг машины, открыл мне дверь, но я не протянула ему руку. Я удивилась, как много здесь было людей в костюмах… Фирма «Live Wire» прислала важных персон, чтобы вправить Уиллу мозги, и, когда мы вошли, мне показалось, что Фрэнк посмотрел на нас виновато.

– Что она здесь делает? – сказал Уилл Фрэнку, жестом показывая на Соню, вместе со своей свитой сидевшую в углу.

– Уилл, нам нужно поговорить. Давай выйдем.

У меня екнуло в груди. Атмосфера в комнате была такая, что казалось, будто наступил конец света, люди едва замечали Уилла, а на меня отовсюду бросали косые взгляды.