До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

а потом отбросить их на время вместе с использованным мужиком. А уже после этого – ну или если этого не случалось – Наташа принималась пить. Некоторые отброшенные недоумевали, остальные радовались, но Наташу это не заботило. Схема работала – это главное.

Она пробовала и пить сразу, без предварительного мужика, но последствия оказывались тяжелее и длительнее: черная муть внутри не сцеживалась в постели, а растворялась в каждой клетке, отравляя и выжигая всё до полной невозможности жить дальше.

Пару раз Наташа думала просто уснуть и не проснуться, и разок даже дошла до предпоследнего шага, но вырубилась. А пришла в себя так, что даже тело отказывалось вспоминать об этом: начинало трястись, болезненно сокращая мышцы на самых неожиданных участках и покрываясь липким потом, пока дыхание пресекалось остро и больно.

Значит, необходимо было просыпаться. И необходимо было начинать с мужика.

С возрастом становилось всё сложнее. Сами по себе мужики почти уже не подворачивались. С этим противно мириться, но можно бороться – старательно подготовленными действиями. Но теперь и они перестали срабатывать. Для Наташи, привыкшей, что она сама выбирает, с кем встречаться и когда расставаться, это стало ударом, жестким и обидным.

Наташа твердо решила не обращать более внимания на красавчиков, качков и самоуверенных мудаков – последняя особенность вполне корректно диагностировалась по фото, – не назначать первую встречу в кафе и не давать кавалеру шанса уклониться от барышни. И заодно не готовиться к свиданию как к штурму Зимнего. Даже в парикмахерскую решила накануне не бегать. Им не это надо, а мне так тем более. Уложенную меня любой полюбит, ты полюби без укладки, а лучше уложи по любви.

Теперь она назначала встречу у Трех китов – на месте давно разобранного фонтана, в котором сроду не водилось ни китов, ни котов, а какие-то абстрактные змеи с руками, но сарасовские старожилы почему-то называли площадь за сквером Первого мая именно так.

Точка оказалась очень удачной – площадь была небольшой и просматривалась со всех сторон, при этом наблюдатель оставался незамеченным.

Вчера Наташа благодаря этому ловко увернулась от Ильи. На снимке он был самое то: милый пухляш с губками бутоном посередь русой бородки. Но в жизни Илья оказался совсем не Муромцем. Пусть рослым, но таким жирным, что задыхался даже от коротких переходов по площади, к тому же одет был в стилистике «Мама велела не простужаться».

Наташа полюбовалась им издали, заблокировала тут же, на месте, и отправилась домой, посмеиваясь чему-то.

С Митей были все основания поступить аналогично, хотя он выглядел полной противоположностью Илье: масти темной, компактный, худощавый, и одет малость по-пролетарски, зато прагматично. В принципе, одного имени хватало – Митя, вы подумайте. «А она меня… Митюнюшка. А я ее… Санюшка», тьфу. Но был Митя одновременно трогательный и очень цельный: явился к фонтану в маске, но сразу ее снял и лицо держал таким, как на фото, будто хотел, но стеснялся улыбнуться. И по сторонам он не зыркал, а как уставился в сторону Борисовской, откуда Наташа и вправду подошла бы, кабы не затаилась заранее возле закрытого цветочного киоска, так и замер, лишь изредка помаргивая.

В руке он держал здоровенный пакет, не ставя его наземь. Это тоже понравилось Наташе. А главное – левой рукой Митя прижимал к туловищу что-то объемное, спрятанное под длинную куртку. Надеюсь, не обрез, мрачно подумала Наташа, потому что на букет прихованная секретка совсем не походила – была явно крупнее и тяжелее. Такую непросто, наверное, на весу держать.

Что ж ты за тютя такой, подумала Наташа с сочувственной досадой и поняла, что готова.

Она неторопливо зашагала к останкам фонтана, прислушиваясь к себе, чтобы отвалить при тишайшей нотке сомнения и нежелания, а заодно понять, что́ же ее так тянет к этому Мите и заставляет вглядываться в него и высматривать в нем что-то как будто страшно знакомое и наглухо забытое. Поэтому, наверное, Наташа не успела поздороваться первой, как собиралась.

Митя повернулся к ней и расплылся в искренней и очень красивой улыбке.

– Здравствуйте, Наташа, – сказал он нараспев.

Глава четвертая

Повторный обход соседей Дарченко ничего не дал. Посторонних не заметили, шумов и криков не слышали, да мы, молодой человек, ничего давно не слышим, у нас тут стройка под окнами, вы бы лучше ею занялись, незаконная же явно, грохочут допоздна.

Зато удалось поговорить с жильцами двух квартир, которых Матвиевский в прошлый раз не застал. Крепкая чета в спортивных костюмах из двушки этажом ниже тоже ничего не видела и не слышала, хотя домой вернулась ближе к восьми – то есть примерно когда убийца покидал квартиру Дарченко. Толстая девица с лестничной площадки Дарченко сказала, что вообще в тот вечер была в гостях до полуночи, и захлопнула дверь. Тоже результат, кто спорит. По крайней мере, можно больше на свидетелей не надеяться и не отвлекаться.

Руслан еще раз осмотрел окрестности в поисках неучтенных камер, да так и не обнаружил ничего, кроме поставленной управляющей компанией на въезде во двор, давно проверенной и ничего интересного в кадр не поймавшей.

Заново общаться с родней и знакомыми Дарченок категорически не хотелось: дочь виделась с родителями дважды в год и совершенно ничего сказать о них не могла. Знакомые относились к престарелой творческой интеллигенции, поэтому говорили охотно, бесконечно и зря.

К родне Чуфаровой ехать на ночь глядя и без предупреждения не стоило.

Домой Руслана тоже не тянуло: затраханного службой или, как сказала бы мама, умирающего лебедя он изображал по привычке, на всякий пожарный. Ему даже на восьмой год службы страшно нравилась оперативно-разыскная работа. Больше всего нравился последний этап, когда след взят и можно притапливать, не отрывая взгляда от преступника, который пытается укрыться или удрать. Но и предварительные поиски, сложение логики, индукции и чистого озарения нравились не меньше.

В жизни мало чудес, а это ведь настоящее чудо: тыкаешься, тыкаешься в глухие корявые стены, просвета нет, пальцы сбиты, вся морда в грязи и царапинах, и вдруг ногтем влез в щелочку – а там дверь, а за дверью дорожка, иногда прямая и ярко освещенная, иногда кривая и в буреломе, но всё равно в конце ее – отгадка, и дальше – финишная прямая и преступник вместо ленточки, можно притапливать.

Получив от Андрея ЦУ по поводу древних дел, Руслан ответил злобным стикером, но сам, конечно, обрадовался. Тем более, что один из адресов был рядышком, в паре кварталов. Можно зайти прямо сейчас, не опасаясь воплей «Менты охренели, средь ночи врываются»: девятый час всего-то.

Мишаков Глеб Сергеевич был осужден