12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

Я пил, и общая медитация медленно, но верно проникала и в моё сердце. Душа перестала ныть и маяться, сделавшись вялой и безразличной.

Мимо меня прошла, шелестя болоньевым плащом, неторопливо постукивая каблуками и источая ванильный запах духов, та женщина. Но я даже не повернул головы в её сторону. Хотя слухом всё-таки проводил до выхода. Скрипнув дверью, она ушла.

Не сказать, что меня перестали интересовать женщины. Конечно, нет. Тридцать пять – самый возраст, чтобы быть мужиком. Однако подходить к незнакомкам, пытаться познакомиться, флиртовать в надежде, что повезёт встретить взаимопонимание, уговаривать, волочиться, я не хотел. Такие бабы – не мои. Пусть и редко, но мне попадались те, которых не надо упрашивать. То, что нужно, они давали сами. И порой так же – без спроса. Эти были мои, и я их сразу определял. Чувствовал душой – да, больной и порочной, и да, им родственной. Возможно, они тем же образом чувствовали меня.

Когда я допивал третью кружку, мужики, сидевшие за столиком у входа, расстались. Как мне показалось – достаточно холодно: не как друзья или подвыпившие и потому подобревшие собутыльники.

Один из них неуверенной походкой отправился восвояси. Другой подошёл к барной стойке и, взяв бутылку самого гадкого здесь пива, уселся рядом со мной.

Некоторое время он помалкивал, поцеживая своё пойло, а потом вдруг спросил меня:

– Часто бываешь в этой юдоли печали?

Вообще-то этого стоило ожидать – в подобных заведениях всегда кого-нибудь тянет влезть к тебе с разговорами.

– Время от времени, – буркнул я, давая понять, что моя персона вряд ли является хорошим вариантом для трёпа по душам.

Если человек более-менее воспитан, то поймёт и отвалит, а если нет, то не грех отшить и по-грубому.

– Не видел тебя здесь раньше, дружище, – будто бы и не заметив никак явного недружелюбия с моей стороны, продолжал тот. – Я-то частый гость, настоящий дзенщик…

Я промолчал, посмотрев на него вопросительно. Мол, какой, к чёрту, я тебе «дружище», дурак ты пьяный?

Тут он меня, кажется, понял и виновато уронил голову. За время этого короткого визуального контакта я получше разглядел его. Вроде широк телом, но рыхл. Лицо болезненно полное, с немужицким пушком на щеках. Руки пухлые, слабые. Впрочем, всё в нём было таким вот – объёмным, но бессильным. Как у борова, у которого выложили яйца.

Ко всему прочему, он оказался вполне ещё молодым: может, чуть постарше меня. Одет прилично – чист и опрятен. В целом, этот тип походил на мамочкиного сынка, залюбленного мамочкой настолько, что он и в сорок лет готов пососать титю.

– Ты меня извини, братишка, – снова заговорил он. – Не, правда, извини, бога ради, что лезу к тебе с разговорами… Выручи, пожалуйста, дай рублей пятьдесят, если можешь. На бутылку пива не хватает… Я почему так тебя спросил: часто ты здесь бываешь или нет? Я отдам, увижу в следующий раз и отблагодарю… Я добро помню, я тебе всё отдам, за полтинник сотню или больше отдам. Угощу тебя, всё за мой счёт будет. Я не бомж, не алкашня какая-нибудь, ты не подумай. У меня всё есть – квартира, машина, бизнес свой… Но сейчас так получилось… проблемы… вообще на мели… Хочется выпить, а денег нет…

Я никогда, даже в самые сложные времена, не был жмотом. Если кто попросит сигарету – отдам последнюю. Так уж меня воспитали. Человек – это звучит гордо. Не могу выносить человеческого унижения, даже чужого. Оно меня обезоруживает.

Пока тот мужик бубнил, я допил третью кружку и заказал ещё две и порцию фисташек. Одну кружку молча подвинул в его сторону. Мол, на – пей, только отстань.

Но он не отстал, конечно.

– Спасибо, брат. Мало хороших людей на свете, но есть ещё, есть ещё… Не забуду. Валера меня зовут!..

Он протянул мне свою пухлую, слабую руку. Я нехотя её пожал.

– Семён.

И понеслось. В следующие два или три часа, равные трём литрам пива на троих за, естественно, мой счёт, Валера рассказывал про свою жизнь – полную неразрешимых проблем и бесконечных разочарований. Сплошную чёрную полосу, которая накрыла хорошего парня дерьмом по самые уши.

Таких историй я наслушался вдоволь – все начинаются с плохих начальников, партнёров, коллег, жён или мужей, а заканчиваются плохими депутатами в Думе, правительством, президентом Российской Федерации и Господом Богом.

Я Валере сочувствовал – отчасти. И полностью понимал, потому что и сам бы мог рассказать такую вот грустную историю про свою жизнь. У каждого человека, если хорошо подумать, найдётся жалостливая история про себя. Но не каждый будет жаловаться: кому бы то ни было, даже случайному знакомому, которого на утро и не вспомнишь, как зовут.

Мне всегда было не понятно лишь одно – смысл всех этих жалоб. Меня они никогда не трогали, напротив – нередко просто злили. Да какого хрена ты мне всё это рассказываешь? Я что, могу для тебя что-либо сделать? Всё, что я мог, – сделал. Вот оно: кружка разливного и моя компания. Так что лучше заткнись и пей. Или говори о футболе и бабах.

Но то в мыслях. На деле же я больше отмалчивался, иногда кивал головой, порой вставлял глубокомысленную или не очень реплику и платил за пиво. А Валера чем сильнее напивался, тем жаловался всё настойчивей – так, будто уже и я ему был чего-то должен.

В итоге мне это надоело, и когда к барной стойке подошёл тот длинноволосый в кожаной куртке, чтобы расплатиться с барменом, я понял, что настал удобный момент избавиться от забравшегося мне на шею чёртова собеседника раз и навсегда. Свалить домой. Тем более что я вообще-то тоже порядком набрался.

– Всё, мне пора домой. Давай, пока, – заявил я твёрдо, в какой-то мере резко, дабы у Валеры даже мысли не возникло меня останавливать. – За пиво можешь не благодарить. Удачи в делах.

Однако Валере мой, весьма для него неожиданный, соскок совсем не понравился. В его голосе, теперь очень неожиданно для меня, появились властные нотки:

– Эй-эй, подожди! – он схватил меня за рукав. – Тебя, Сеня, чего, дома жена дожидается? Сядь, я тебе кое-чего скажу. К вопросу о делах. Да, и запомни: Валерий Олегыч умеет благодарить.

Я с силой ударил его по руке, так что он чуть не упал со стула.

– Я не женат. И это, слышь, Валерий Олегыч, я терпеть не могу, когда меня называют Сеней. Я Семён, понял? Всё, счастливо оставаться.

Я вышел из бара и направился к дому, но он вскоре догнал меня.

– Семён! Ну чего ты обиделся-то? Я тебе добро хотел сделать, а ты ломаешься как девочка… Да подожди ты, дело есть…

– А может, тебе просто в хлебальник надо дать и всё? – я сжал кулаки.

Он взял паузу, отдышался. А потом ошарашил:

– Бабу хочешь?

– А ты сутенёр, что ли? – скривился я одновременно и удивлённо, и недоверчиво.

– Можно и так сказать. Баба – высший сорт. Красивая, стройная, жопа, сиськи, всё как надо. Своё дело знает на сто процентов. Чистая, так что не бойся, никаких проблем. Отвечаю. Моя жена. Если хочешь, могу фотку на телефоне показать. Я её до тебя тому хмырю в «Дзене» предлагал. Он, дурак, отказался. Показать фотку или как?