12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

Как-то мы сидели возле костра, и Дашка сказала:

– Знаете, мальчики, я только что открыла для себя большую цель в жизни. Ксения мне говорила, что ко мне придёт такая цель. И вот она сейчас пришла. Я прямо вижу её у себя внутри в мельчайших подробностях.

– Что за цель? – отозвался Сашка, вытаскивая из-под углей печёную картошку.

– Я сделаю из нашей деревни культурно-природный комплекс. Это что-то вроде зоны отдыха в русской глубинке. Надо восстановить деревню – как она была – заново отстроить все дома. Сделать дорогу, облагородить всё вокруг – и звать сюда отдыхающих. Я думаю, иностранцы с удовольствием в эти места поедут. Культурно-природный комплекс «Августовка». Как вам?

Сашка снисходительно улыбнулся ей.

– Фантазия, Даш. Во-первых, это уймища денег, у тебя столько нет. И гемор нереальный, на одних бумажках да взятках местным ушлёпкам во власти разоришься. Во-вторых, никому это не нужно, и никто тебе спасибо не скажет. И в-третьих, наше государство, даже если у тебя что-то и выйдет, быстро наложит свою лапу и всё вернёт вот в это убожество. Это чудовище, которое пожирает всё лучшее, что человек здесь делает, и обращает в говно. Мой тебе совет, Даш, побереги себя и свои капиталы.

Я был согласен с Сашкой на все сто, но коль уж у тебя отсутствует собственная мечта, то зачем жёстко растаптывать чужую, едва она родилась.

– Мне радостно, что у тебя есть такая мечта, Даш, – сказал я.

В другой раз Дашка рисовала эскизы домов и показывала нам. Мы рылись в своей памяти, помогая восстановить мельчайшие детали. Крылечко с резной звёздочкой на венце у дома бабы Гани Светловой. Колодец-журавль возле дома Трофимовых. Чердак с маленьким окошком у дяди Коли Журова. Красивая деревянная беседка в саду у Козловых. Баня деда Сидорчука. Лавка Сашкиного деда, конечно же. И мостик, где полоскали бельё, – мой детский край света.

– А здесь, на краю света, будет летнее кафе, пусть оно так и зовётся «На краю света», – мечтала Дашка, и глаза её сияли.

Я влюбился в неё по уши, как зелёный пацан в соседскую девчонку. Глаз не мог оторвать. Сашка быстро заметил это и, отозвав меня в сторонку, добродушно предостерёг:

– Остынь, старик. Сам понимаешь, мы с тобой нищеброды. Она же с нами контачит только из-за детства, из-за деревни, это по-доброму всё. Не порть ничего, ладно? Не лезь к ней, подумает, что из-за денег и всё такое. У неё женихи без нас найдутся – те, которые достойны такой бабы. Мы с тобой её не достойны – так, грязь из-под ногтей и только. Хорошо? По-дружески прошу, а то опять из-за неё подерёмся, как в детстве.

– Да ладно, Сашка, я не такой дурак, как ты думаешь, – отмахнулся я от него, будто от назойливой мухи. Жужжащей нудно и тяжело. Такой же, блин, толстой, как и он. Хотя его слова верные, тут и спорить нечего.

Ну и всё, мы договорились, что оба будем держать свои необъятные симпатии к Дашке при себе. Ибо незачем это. Взрослые люди.

А в идею её насчёт деревни ни я не верил, ни Сашка. Поддержку на словах оказывали – видно же, что человек прямо грезит этим – но всерьёз не воспринимали. К тому же мало-помалу стали возникать подозрения, что всё же немного не в себе девка. Оно и понятно, из психушки, как и из тюрьмы, нормальными не возвращаются. Но виду мы не показывали, жалели её.

Дашка раз от раза вела себя всё более странно. Дело даже не в этих её сумасшедших мечтах, не в возвышенных задвигах про мистическую связь с какой-то там Ксенией, не в словах вообще – к этому мы привыкли. Трудно было привыкнуть к её странным поступкам – всегда неожиданным, безумно неестественным для обычного человека. Впрочем, очень милым. Например, она могла при нас раздеться и пойти купаться нагишом, совсем не стесняясь. Или ночью попросить меня либо Сашку сходить с ней в туалет в ближайшие кусты и тоже нифига не стесняться. Или же ни с того ни с сего поцеловать в губы – жарко, чувственно, не по-дружески, а по-женски. Невозможно было предугадать эти её странности, они всегда возникали просто так.

Во вторую ночёвку мы лежали на берегу речки и смотрели на лес – при свете луны такой таинственный и точно сказочный, и я впервые с того времени, как мальчишкой сидел на мостике и болтал в воде ногами, верил в то, что и впрямь нахожусь на самом настоящем краю света.

– Не страшно тебе здесь? – спросил я Дашку.

– Нет, – ответила она. – С вами я ничего не боюсь.

– А я боюсь, – пробормотал Сашка сонным голосом. – Пожалуйста, не оставляйте меня одного…

И захрапел. А мы с Дашкой прыснули от смеха.

Я глазел на её смеющиеся губы, полные нежности и красоты, и всё вокруг становилось каким-то нереальным, словно сон. И я боялся, что вдруг оно так и есть: что всё мне снится, и я вот-вот проснусь в своей квартире в одиночестве с больной похмельной головой среди пустых бутылок. Я думал, что если это сон, то лучше не проснуться никогда.

Дашка пододвинулась и, склонив надо мной лицо, так что её волосы упали на мои небритые щёки, сказала:

– Я люблю тебя, Паша. А ты меня?

– Я тоже люблю тебя, – выдавил я из себя, задыхаясь от волнения.

– А меня кто-нибудь любит? – сразу проснулся Сашка.

Она, тут же оставив меня, перевернулась в его сторону и положила голову ему на грудь:

– Саша, тебя я люблю. Очень. И всегда буду любить. А ты?

Сашка ничего не ответил. Сашка заплакал, как ребёнок.

В последние выходные августа деревня опять показалась нам той, какой и являлась на самом деле: неприветливой, пугающей своей пустынной мёртвостью. Был ветер, сильный, завывающий, порывистый, как при поздней осени. Солнце то выглядывало, то снова скрывалось за тяжёлыми тучами.

Мы приехали в субботу утром, как всегда, поставили палатку, сели пообедать возле костра. Разговор не клеился. Дашка выглядела задумчивой и немного усталой. Мы с Сашкой ей не навязывались.

– Сегодня на ночь не останемся, мальчики, – сказала она, наконец, после долгого молчания. – Обсудила свою идею с семьёй, они мне помогут. А завтра улетаю во Францию, встречусь с родителями Огюста… моего мужа. Они – добрые, не забыли меня после всего, что произошло… Расскажу им, что я хочу сделать. Думаю, они дадут мне хороший совет. Так что немного побудем здесь и поедем.

Сашка бросил на неё досадливый взгляд.

– Да без проблем, Даш. Только зачем палатку ставили? И вообще могли бы не ездить… Чего приехали-то? Погода не та. И настроение не то.

– Тебя же никто волоком не тащил, – впихнул я ему беззлобно. – У тебя был выбор: поехать или дрыхнуть себе преспокойно дома.

Дашка как-то странно закрыла глаза, будто от боли, и чуть слышно проговорила:

– Всё это мой выбор. Я так хочу – чтобы сегодня мы были здесь все вместе. Я люблю вас, вот и всё.

– Да мы счастливы быть здесь с тобой, Дашка, – смутился я и колко посмотрел на Сашку. – Разве можно было выбрать что-то другое?