Три церкви - Ованес Азнаурян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аршак Ашотович Унанян сидел в кресле, за окном шел снег, но старик не обращал на него внимания. Он сидел с закрытыми глазами, на коленях у него лежала газета, и мысли проплывали в голове медленно, спокойно, размеренно. Он вел воображаемую беседу с Соной, и беседа эта тоже была спокойной, и сам он был спокоен и почему-то чувствовал, что стал ближе к жене. Ему не надо было уже говорить с фотографией – большим портретом, висевшим над сервантом. Теперь Аршак Ашотович закрывал глаза и говорил с Соной. Он больше не вспоминал, не плакал. Это была просто беседа…
Старик почти все дни проводил в кресле, вставал только чтобы поесть немного или сходить по нужде. С тех пор как пошел снег, он вообще не выходил в город: ему было трудно идти по снегу, он очень уставал. И поэтому целый день сидел в кресле, читал газеты или закрывал глаза и беседовал с Соной. Отныне, если ему хотелось пойти куда-нибудь, он просто закрывал глаза и шел туда в своем воображении: на площадь, в парк, к фонтанам, к рекам. Если ему вдруг очень хотелось поехать в дачный поселок Кармрашен, он закрывал глаза и ехал туда, и в этих путешествиях-фантазиях было то преимущество, что в спутники себе он мог взять Сону, своих дочерей, внуков…
В дверь позвонили. Старик нехотя встал и пошел открывать: оказалось, сосед, как всегда, с просьбой одолжить молоток и дюжину гвоздей. Когда сосед ушел, старик вернулся в комнату и снова сел в кресло.
«Странные люди, – подумал он, – не могут купить молоток, что ли? Странные люди, Сона, наши новые соседи!»
А потом старик почувствовал, что умирает. Он не удивился, лишь подумал: «Значит, вот как это бывает!»
И умер. А в Дзорке шел снег, и когда сосед опять позвонил в дверь, чтобы вернуть молоток, ему никто не открыл…
Старику было девяносто девять лет, он умер в декабре, не дожив до своего столетия всего полгода.
Жизнь кончилась…
Размик Азатян был толстым, с внушительным брюшком мужчиной. Он был всегда чисто выбрит, лицо у него было красное, у него были толстые губы и толстый подбородок, сливающийся с такой же толстой шеей. Одет он был всегда в белоснежную рубашку, темно-синий костюм. Толстую шею сдавливал синий с золотыми полосками галстук, конец которого, приняв горизонтальное положение, мирно покоился на брюшке Размика Азатяна. Синим костюмом и белоснежной рубашкой он напоминал какого-нибудь правительственного чиновника или депутата Национального собрания, однако Размик Азатян не был депутатом – во всяком случае, пока не был, – хотя и очень мечтал им стать. Он был директором единственного в Дзорке Драматического театра, хотя, глядя на него, никто б не решился сказать, что он имеет какое-нибудь отношение к искусству. Да он и мало, в общем-то, занимался театром. Образование Размик Азатян получил архитектурное. Вот так. И директором театра Размик стал, в общем-то, вполне случайно. Просто больше некого было назначить. Театр – единственное, что работало в те годы в Дзорке, когда бомбежки и обстрел с соседнего государства прекратились, но некогда промышленный городок Дзорк все не оправлялся от разрухи, начавшейся из-за блокады республики. Актерам провинциального Драматического театра ничего не оставалось делать, как играть спектакли по понедельникам и пятницам. Зрители в зале плакали, смотря в очередной раз «Короля Лира», плакали и актеры на сцене, но продолжали играть. Мечта же стать депутатом Национального собрания у Размика Азатяна со второй половины 90-х годов ХХ века приняла форму навязчивой идеи.
Его жена, Жасмин Азатян, была на семь лет моложе своего супруга и оставалась, несмотря на тридцатичетырехлетний возраст, все еще привлекательной женщиной. Она не работала в театре своего мужа, как это ни странно, и с искусством была связана весьма косвенно: она была преподавателем рисования в школе № 3 в Дзорке. Жасик ненавидела провинциальный Дзорк и, считая себя достойной жить в столице, мечтала покинуть ненавистный родной город. Мечтой всей жизни Жасмин было поселиться в Ереване.
Когда она еще была студенткой архитектурного факультета Политехнического института в Ереване, она твердо решила не возвращаться в Дзорк, где родилась и выросла, и не вернулась бы, если б не одно обстоятельство: она вышла замуж за Размика Азатяна, который тоже был родом из Дзорка. У Размика Азатяна же не было никакого намерения осесть в Ереване, так что Жасик вполне обоснованно считала мужа виновником того, что мечта ее не осуществилась, хотя и вышла замуж по доброй воле и в здравом рассудке и в первое время действительно любила мужа. Если вначале у Жасмин и были какие-нибудь надежды обосноваться в Ереване – пускай даже ценой развода с мужем, которого она вскоре разлюбила, – то потом у нее надежд не осталось никаких, ибо у нее родился сын. Не то что Жасик не хотела этого ребенка, просто, когда он родился, она поняла, что Еревана ей теперь не видать уже никогда: у мужа в Дзорке была хорошая работа, полезные связи, окружение, что, конечно же, должно было понадобиться в будущем сыну. В Ереване же он, Размик Азатян, не знал никого и ничего, в общем-то, не значил для ереванских театральных деятелей. У Жасмин оставался один выход обосноваться в столице Республики Армения, а именно: сделать своего мужа депутатом Национального собрания от Дзоркского района. Не случайно же уже тогда, в 1998 году Размик Азатян походил на «народного представителя»! Пока же Жасмин Азатян находила утешение в объятиях учителя математики той же самой школы № 3. Математик был на шесть лет ее моложе, и об этой связи знал весь город, в том числе и сам директор Драматического театра, который, в свою очередь, не отличаясь супружеской верностью, закрывал на все глаза. Жители Дзорка удивлялись, что же именно поддерживает этот довольно-таки странный брак, и только знающие люди – а таких было немного – могли догадаться, что он, этот брак продолжает свое существование, лишь основываясь на взаимном интересе: Размик Азатян твердо верил, что с помощью жены он станет депутатом, Жасмин же знала, что депутатский мандат мужа наконец-то поможет осуществиться ее мечте – осесть в Ереване.
На выборах в Национальное собрание весной 1999 года Размик Азатян будет избран депутатом от Дзоркского района и после событий в здании парламента Республики Армения осенью того же 1999 года станет воистину национальным героем.
Слава женщинам! Политиками мужчин делали и делают до сих пор именно женщины… Кем бы был Цезарь без Корнелии, Помпеи и Клеопатры?!
Городок Веревунк один из немногих в Армении, основанный по заранее намеченному плану еще в XIX веке. Веревунк образовался тридцати шестью улицами, пересекающимися под прямым углом. Шесть главных улиц пересекаются шестью второстепенными улицами шириной в семнадцать метров, образуя, таким образом, прямоугольники. Дома здесь двух- и трехэтажные в основном, и перед каждым домом есть маленький садик. Городок Веревунк находится в горной котловине, и в хорошую погоду с ближайших холмов можно видеть математическую стройность ее улиц и садов.
Веревунк – административный центр Веревункского района, как и Дзорк – Дзоркского. К лету 1998 года в Веревунке сменилось уже два районных председателя. Первый был весьма неплохой человек и сделал много полезных дел для района вообще и для его административного центра в частности. Но он был честным человеком, и поэтому он вскоре умер от инфаркта, и его похоронили с большими почестями на кладбище за городом. Говорят, почти все официальные лица из столицы присутствовали на этих похоронах. На следующий же день был назначен новый районный председатель. Этого второго веревункцы невзлюбили с самого начала. Во-первых, в отличие от своего предшественника он был НАЗНАЧЕН на эту должность, а не ВЫБРАН всеобщими выборами, как это повелось еще с 91-го года. Во-вторых, этот новый районный председатель был родом из Еревана, а не из Веревунка, и на него смотрели как на чужака. Жену его, родившуюся в Веревунке и имеющую здесь родных, сварливые и строптивые веревункцы называли предательницей, ибо она вышла замуж за ереванца.