Три церкви - Ованес Азнаурян

Когда доехали до Берджи, уже был вечер, и солнце заходило за далекой, синеющей в знойной дымке горной грядой, и уже в воздухе становилось прохладно. Они вышли из джипа. Где-то очень далеко лаяли собаки, а вообще-то было очень тихо. Пахло мокрой травой и коровьим пометом, смешанным с запахом молока… Так же пахло и от Гарика, который их и встретил.

– Как доехали? – спросил он, хотя, наверное, знал, что доехали они не очень хорошо, потому что дорога была ужасной (еще повезло, что дождя не было, а то даже хваленый джип не осилил бы такой подъем). Гарик посмотрел на Армана и Татевик, потом отвел глаза и стал смотреть на заходящее солнце. У него был какой-то беспокойный взгляд. – Ну, что ж, – вздохнул он, поскольку на его вопрос о том, как они доехали, он так и не получил ответа. – Пойдем, я покажу вам дом, где вы будете спать. Джип можно оставить здесь…

Гарик уже четыре года как жил в этом самом поселке Берджи. Он был врач, причем первоклассный врач, но он не хотел уезжать отсюда. В городе ему обещали чуть ли не должность заведующего отделением в одной из больниц, но Гарик уперся, и никакими силами невозможно было заставить его оставить Берджи. Однажды приехав сюда по просьбе одного старого знакомого (кстати, его предшественника, врача в горном селе Берджи), он так и остался тут навсегда (а его предшественник вскоре умер). Что Гарика тут держало, доктор Арман не знал и не понимал. Из-за Берджи он развелся с женой, Нонной, которая, кстати, тоже будучи врачом, никак не хотела оставлять столицу, и это Арман как раз таки понимал. Он лишь время от времени навещал своего друга, приезжая раз в год или еще реже сюда, на вершину горы. За эти четыре года Гарик полностью поседел и теперь был похож на глубокого старика.

Дом, в котором должны были жить доктор Арман и его молодая подруга Татевик, пустовал, в нем никто не жил. Он находился на краю пропасти, и из его окон открывался удивительный вид на долину. Если б можно было посмотреть на дом со стороны долины, то сложилось бы впечатление, что он каким-то чудом приклеен к склону горы, и достаточно одного сильного порыва ветра, чтоб сорвать его со склона и унести далеко-далеко…

– А кто раньше жил в этом доме? – спросили Арман и Татевик Гарика.

Тот ответил:

– Старик и старуха. Они умерли месяц назад…

– Послушай, Гарик, а почему так мало здесь людей? Куда все подевались? Мы никого не увидели, когда шли сюда, хоть и не так уж и поздно.

– Я вам все расскажу, – ответил Гарик. – Вы отдохните, можете даже поспать немного, а потом приходите ко мне. Посидим, выпьем что-нибудь, а утром вы уедете.

– Но, Гарик, мы собирались пожить здесь недельки две. Я как раз взял двухнедельный отпуск…

Гарик почернел лицом:

– Здесь нельзя оставаться… Я вам все расскажу потом…

Он ушел. Арман и Татевик машинально стали распаковывать вещи.

– Гарик очень постарел, – сказала Татевик.

Она знала Гарика с последнего их приезда в Берджи полгода назад, и Арман подумал о том, что это изменение в его друге ей показалось еще более страшным.

– Наверное, он очень устает, – ответил он.

Они с Татевик сели за стол. На столе горела оставленная Гариком керосиновая лампа, и от нее остальная часть комнаты казалась еще больше погруженной во мрак. Они поели хлеб, сыр, выпили вино, которое привезли с собой. Доктор Арман, признаться, был несколько удивлен и даже уязвлен тем, что Гарик сразу же не пригласил их к себе домой и не угостил чем-то очень вкусным (жаркое из баранины, например).

Татевик сидела передо ним за большим дубовым столом, и лицо ее освещал слабый свет керосиновой лампы. Она была очень красивой.

– Ты жалеешь, что мы приехали сюда? – спросил он.

– Нет, – ответила его подруга. – Ведь мы приехали вместе. К тому же надо было навестить Гарика…

Доктор Арман был очень благодарен ей за эти слова и хотел поцеловать ее, но не захотел нарушать тишину (нужно было отодвинуть стул, подойти к ней…). Было действительно ОЧЕНЬ тихо, и они, жители Еревана, особенно полно чувствовали эту тишину.

– Что будем делать? – спросила Татевик.

Арман закурил.

– Поспим немного, потом пойдем к Гарику. Наверное, мы не будем спать всю ночь. Так что нам надо теперь отдохнуть.

– Мы завтра утром уедем отсюда?

– Так сказал Гарик.

– Значит, мы зря распаковывали вещи, – улыбнулась Татевик.

– Да… – Доктор Арман подошел к ней и поцеловал…

Он любил Татевик. Уже четыре года они были вместе, и эти четыре года он был счастлив. Когда он впервые увидел ее на севанском пляже летом 93-го года, то сразу же понял, что всю свою жизнь любил только и только ее, и она, Татевик признавалась ему, что почувствовала то же самое, хотя он-то знал, что сначала он ей даже не понравился, и она избегала его и стеснялась его ухаживаний. Она говорила потом, что, может быть, это было чувство самосохранения: увидев его, она сразу почувствовала какое-то беспокойство, некую угрозу своему тихому, размеренному (хоть и одинокому) существованию: все же со своим мужем Ваагом она чувствовала себя одинокой; к тому же он так и не захотел детей. И это все больше и больше отстраняло ее от него. Но потом Татевик перестала обороняться и полностью отдалась чувству, захлестнувшему ее (а может, просто она устала от своего одиночества?). Но нет! Это было не только их бегство от одиночества! Они полюбили друг друга и были счастливы в своей любви, хоть и она, эта Любовь, казалась им обоим НЕВОЗМОЖНОЙ вначале. Ведь они могли встречаться только урывками, очень часто случайно, но зато каждый раз, когда они встречались, они брали все, что эти встречи им могли дать. А еще реже они могли вот так вот вдвоем вырваться на несколько дней из города. Вот и теперь было так, и они рассчитывали пожить здесь около двух недель, вдали от всех, именно в Берджи, где их никто не мог найти…

– Пропали наши две недели, – сказал доктор Арман Татевик, когда поцеловал ее.

Она потерлась носом о его щеку и прошептала:

– Не горюй, будут другие…

Арман подумал, что вряд ли у них будут уже еще такие две недели, но промолчал. Ему просто было очень жаль, что их две недели пропали.

Они, не раздеваясь, легли на диван и потушили керосиновую лампу. Он думал то о Татевик, то о Гарике, то о селе Берджи, то снова о Татевик. Он еще не знал, что очень скоро, уже через пару месяцев он потеряет Татевик (она погибнет в автокатастрофе), потеряет и Гарика, своего единственного друга. Но разве такое заранее можно знать?.. Он был просто счастлив и, лежа на тахте в пустовавшем уже месяц доме, на вершине горы, в селе Берджи, он старался как можно полнее ощутить это счастье от близости с Татевик; вдыхать запах ее волос, запах ее молодого, здорового тела… Она вскоре заснула, и он начал тосковать по ней, и так бывало всегда. Когда даже рядом с ним Татевик засыпала, он тосковал по ней и ревновал ее ко сну, но не смел, конечно, будить, потому что Татевик была похожа на ангела из сказки и часто улыбалась чему-то во сне.