Омуты и отмели - Евгения Перова

Но ей не спалось. Как всегда после долгого веселого возбуждения наступил спад и навалилась тоска. Ирочка завидовала Марусе, у которой все так хорошо закончилось. На то, что у них с Ванькой все будет так же хорошо, Ирочка не очень надеялась, хотя и Марина с Алексеем были на ее стороне, и собственные родители махнули рукой на то, что Ванька так молод. Она обрадовалась, когда и бабушка Ольга ее приветила – даже серьги подарила! Только ей одной из всех! Ирочка время от времени вынимала серьги и любовалась аметистами, не решаясь носить такие драгоценные вещи. Вот и сейчас: достала и держала в ладони. Камни слабо мерцали, а если долго смотреть, начинало казаться, что погружаешься глубоко-глубоко, в бездну…

Бабушка Ольга что-то сделала с Ваней, Ира не очень поняла, что именно, но явно в ее пользу. Правда, результата никакого заметно не было, хотя прошло уже месяца полтора: Ванька оставался таким же, как был – прекрасным и отстраненным. Иногда Ирочке казалось, что таков был бы какой-нибудь мраморный Аполлон, чудесным образом оживший. Хотя Марина выразилась про собственного сына попроще: «Слоник! Толстокожий слоник». Всякий раз, когда Ирочка ему звонила – просто так, ни за чем, лишь бы услышать голос – оказывалось, что он как раз про нее думал. Но сама Ирочка могла вся изойти мыслями о Ване, а он этого никогда не чувствовал. «Чего ты хочешь, детка? – удивлялась Ирочкина мама. – Мужчины все такие».

«Ну что ему стоит позвонить, – думала Ирочка, жалобно глядя на телефон. – Мне так грустно…» Почему грустно, она и сама не знала: впереди деревня, целых полтора месяца рядом с Ваней, все давно закрыли глаза на характер их отношений – пусть делают, что хотят, лишь бы Ирочка не забеременела! Через два года они смогут пожениться – подумаешь, два года! Конечно, Ванька уедет в Лондон, но Марина уже обещала, что Злотниковы свозят туда Ирочку… Все равно, тоска усиливалась и усиливалась, сгущаясь постепенно до аметистовой темноты. Но когда Ирочка протянула руку к телефону, решив сама позвонить Ване, телефон заверещал.

– Привет! – Ирочка была сама не своя от счастья: Ванька!

– Привет! Ты как? Что-то мне показалось, что ты там грустишь.

– Нет-нет! Не грущу! Так, немножко. Только не спится что-то.

– Волнуешься? Ты не бойся, там у нас замечательно. Речка и всякое такое. Я еще не был, правда, после пожара, но папа говорит, нормально. Увидишь, какой дом! Настоящий сказочный терем. Может, они Муськину светёлку нам отдадут… Ир, я тут знаешь что подумал? Мы с тобой – следующие! Ну, со свадьбой. Кому еще? Стивен вряд ли когда-нибудь женится, если только Ритка – но я сомневаюсь.

– А Юля с Кириллом?

– Да они давно уже расписались! Втихаря. Так что – это мы. Здорово, правда?

– Вань, а ты уверен, что нам надо жениться?

– Ну вот! Опять все то же! Я слишком молод, да? Или ты что думаешь, что за два года мы с тобой?..

– Нет, я не о том. Ты уверен, что именно я тебе нужна? Ты же меня совсем не знаешь.

– Как это не знаю? Еще как знаю!

– А что ты знаешь? Кроме того, что у меня рыжие волосы и аметистовые глаза?

– Ты ма-аленькая! – Ванька сказал это с такой нежностью, что у Ирочки защипало в глазах. – Фейри! Мне хочется тебя защищать и оберегать! Правда! Я бы на руках тебя все время носил, стесняюсь просто…

– Ты думаешь, этого достаточно?

Ванька вздохнул:

– Ир, да я понимаю, о чем ты! Знаю, я слоник толстокожий, мама всегда так говорит. На самом деле я много чего чувствую, только внутри себя. Я не умею, как вы с Мусей: ах-ах и всякое такое. Ты знаешь, я сейчас что-то так задумываться стал обо всем. Особенно после того, как меня тут все подряд воспитывали: и отец, и Стивен, и даже Митька! Мама только не стала. Решила, наверное, что бесполезно. Меня папа своей историей потряс – помнишь, я рассказывал? Это первый раз было, что он со мной, как со взрослым, говорил. Они все привыкли, что я младший: «Ванечка маленький!» Уже и Совята подросли, и я сам под потолок вымахал, а им все – «маленький»!

«Правда!» – подумала Ирочка, и так же подумала Марина, стоявшая под Ванькиной дверью: она проходила мимо и «услышала», что шепчет Ваня в телефон. Конечно, подслушивать было нехорошо, но Марина не удержалась, потому что Ванька говорил очень важные вещи.

– Ты знаешь, я только сейчас понял, что в парнике вырос. Мы же как в сказке жили, а думали, так у всех. Отец с матерью ни разу у нас на глазах не поругались. Ну, отец орет, конечно, но кто ж его боится!

«Бедный Лёшка!» – усмехнулась Марина.

– А у них совсем не так гладко все было, теперь-то я знаю.

«Это что ж он такое знать может?»

– Я первый раз задумался, когда Митькины родители развелись, и понял: это мама! Она все беды разводит. Знаешь, говорят: чужую беду руками разведу? Как она отца с того света вытащила! А наши-то с Муськой бедки для нее что семечки. И мы не привыкли сами! Ни задумываться, ни справляться. Чуть что – к маме. Я недавно это все понял. Теперь думаю.

– С каких пор? Думаешь?

– Месяца полтора, наверное. А что?

– Да так. – Ирочка улыбалась: «Ай да бабушка Ольга! Вот что она сделала!»

А Марина медленно пошла по коридору к спальне: «А ведь Ванька прав!» Она залечивала их с Мусей душевные царапины и ранки, даже не задумываясь, хорошо это или плохо. Прикрывала их все время, как зонтиком, своей любовью, вот они и не повзрослели душами. Надо теперь помнить об этом, чтобы не повторить такого с Совятами…

Ирочка с Ваней еще долго разговаривали – пожалуй, впервые так откровенно. И заснули оба с мобильниками в руках, совершенно разрядившимися к утру. Ирочка проснулась сама, почти вовремя, а Ваньку долго будила Марина, ужаснувшись, что он спит одетый – господи, всю ночь проболтали! Ванька выпил кофе, но так и не очнулся толком, и в такси все заваливался на отца. В экспрессе они с Ирочкой обнялись, мгновенно уснули и спали до самого Ярославля. А Леший, покосившись на сонную парочку, спросил:

– Марин, а за что тебя Ольга ругала, помнишь? По поводу Ваньки с Ирочкой? Давно хотел узнать, да все забывал.

Марина вздохнула:

– За дело ругала! Я неправильно сделала. Надо было Ваньку как-то… растолкать, что ли. Душу ему растревожить, а то она спала. А я взяла и… Ну, в общем, вроде как на веревочку его к Ире привязала.

– На веревочку! Ишь ты! – Леший заглянул Марине в глаза: – А меня ты тожена веревочку привязала, а? Признавайся!

– Конечно. На канат. Разве тебя веревочкой удержишь?..

Они поцеловались, и Марина, положив голову Лёшке на плечо, задумалась о прошлом, настоящем и будущем. О будущем, которое она по-прежнему видела заросшим лесом с множеством тропинок. Да разве увидишь больше, стоя на опушке! И разве знаешь, куда идешь, бредя в темноте по незнакомой местности, ориентируясь в пространстве то по лунному отблеску на бутылочном осколке, то по огоньку сигареты случайного спутника, то по колючему блеску дальней звезды. Но оглянувшись назад с вершины холма, куда ты незаметно поднялся к рассвету, ясно увидишь пройденный путь: вот старое дерево, на которое ты наткнулся, вот камень, о который ушиб ногу, вот развилка, на которой свернул.