Чужие страсти - Эйлин Гудж

— Он славный мальчик, ваш сын, — заметил Карим, идя по тропинке впереди нее с бензопилой в руке. В «аляске» и вязаной шапочке, из-под которой выбивались плотные кольца черных волос, он был похож на шерпа, прокладывающего путь по заледенелому склону Гималаев.

— Да, это так. — Лайла была рада услышать, что окружающие замечают сохранившиеся черты ее прежнего Нила.

— А вы — хорошая мать, — после паузы добавил Карим, обернувшись и бросив на нее испытующий взгляд.

Казалось, он пытался убедить ее в этом. Неужели он заметил возникшее между ней и Нилом напряжение?

— Если честно, я не уверена, — с грустью произнесла Лайла.

— Почему вы так говорите? — Они вышли на небольшую поляну, и он немного подождал ее, чтобы идти рядом с ней.

— Ну, наверное, потому что я не могу дать то, что ему нужно прямо сейчас, — тяжело вздохнув, ответила она. Ей было легко довериться Кариму: он прекрасно умел слушать, и она заметила, что рассказывает ему вещи, которыми до этого делилась только с Воном. — Я знаю, что сын глубоко переживает горе, но мне он об этом не говорит. Такое впечатление, что Нил уже забыл, что это коснулось нас обоих, а теперь еще я каким-то образом стала частью этой проблемы. Если бы в свое время я сделала карьеру, не полагаясь на поддержку мужа, мы бы не оказались сейчас в таком затруднительном положении. И теперь я работала бы в какой-нибудь фирме, а не драила туалеты и мыла полы в чужом доме.

Карим задумчиво кивнул.

— Возможно, это просто его способ справиться со своими переживаниями.

— И поэтому он постоянно напоминает мне о моих неудачах?

Выдержав паузу, Карим заговорил, стараясь объяснить ей свое видение ситуации.

— В моей стране, когда умирает отец, главой дома становится старший сын. Для такого молодого человека, как Нил, это может быть тяжелым бременем. И даже если это присутствует только в его сознании, он, вероятно, не в силах вынести нагрузки; поэтому мальчик и пытается отстраниться.

— Возможно. Но как я узнаю о чувствах сына, если он мне ничего не рассказывает?

— Дайте ему время, — посоветовал Карим. — И не теряйте надежды, что из всего этого в конце концов выйдет что-то хорошее.

— Что, например? К сожалению, прямо сейчас я не могу найти во всем моем опыте ничего, что хотя бы отдаленно напоминало какой-то позитив.

Он повернулся к ней лицом и улыбнулся.

— Коран учит нас быть терпеливыми при изучении созданного Аллахом мира, поскольку откровение дается нам только постепенно. В жизни происходит то же самое. Какими бы тяжелыми ни были обстоятельства, они всегда нас чему-то учат, в них всегда есть что-то такое, что со временем обязательно проявится и осветит нам путь в будущее.

— Все это звучит почти мистически, — сказала Лайла. — Но сейчас меня устроило бы просто доброе слово и поцелуй иногда перед сном. — Нельзя сказать, что время от времени она не получала внимания от Нила, но когда это происходило, ей казалось, что сын поступает так в силу привычки.

— Когда я только приехал в эту страну, меня, как и вас, переполняли отчаяние и сомнения, — продолжил Карим. — Я не знал, увижу ли когда-нибудь свою семью и свою родину, смогу ли когда-нибудь снова преподавать. Я не видел особого смысла в том, чтобы продолжать бороться. Но потом моя сестра Сорайа в одном из писем написала мне, что я дал им всем надежду. И тогда я понял, в чем заключается главный смысл происходящего: зажечь свет там, где до этого царила тьма. Это не было великим и ярким озарением, но этого оказалось достаточно, чтобы поддержать меня, пока я сам не разобрался в причинах и не осознал, что нужно просто жить.

Пока они шли через поляну, Лайла думала о его словах. В одном месте снег был более глубоким, и она стала идти медленнее. Заметив, что она пошатнулась, Карим протянул ей руку, и Лайла, опершись об нее, даже через несколько слоев плотной одежды остро ощутила твердость его мышц. Дойдя до края поляны, она отпустила его руку.

— Не знаю, есть ли какой-то смысл во всем этом, — вслух продолжила она свои размышления, — но если все-таки есть, это должно быть как-то связано со мной и Абби.

Он замедлил шаг и с любопытством посмотрел на нее.

— Каким образом?

— В детстве мы с ней были подружками. Она вам никогда не рассказывала?

Карим покачал головой. Он, вероятно, был единственным человеком в этой стране, подумала Лайла, который не видел передачу по «А.М.Америка» — или не читал о ней, — где загнанная в угол Абигейл принялась защищать ее. Судя по всему, у Карима, видимо, даже не было телевизора.

— Много лет назад мы с ней поссорились, — пояснила она. — Я совершила поступок, за который Абигейл до сих пор не может меня простить. Поэтому она и предложила мне эту работу, как своего рода наказание. Наверное, такая уж моя судьба. И мне не суждено пройти клеточку «вперед» и получить двести долларов, пока все не разрешится[75].

Если новость о том, что у отношений между Лайлой и Абигейл есть своя давняя история, и стала сюрпризом для Карима, то по выражению его лица это не было заметно. Сейчас он скорее напоминал человека, который только что уложил последний, недостающий, пазл, и перед ним предстала целостная картина. Было понятно, что он и сам обратил внимание на явную напряженность между ней и Абигейл.

— Некоторые говорят, что друзья и враги — две стороны одной монеты, — сказал он.

Лайла вздохнула.

— В таком случае нам с ней, похоже, никуда друг от друга не деться.

Тем не менее она вынуждена была признать, что все не так уж плохо. Оставался открытым вопрос, который объединял их: они обе глубоко переживали за Вона. Когда Лайла преодолела свое нежелание давать Абигейл координаты брата, ей пришлось согласиться с тем, что возвращение Абигейл в жизнь Вона пошло ему на пользу. Во время ее последнего визита к нему он был более оптимистично настроен, чем обычно. А когда Лайла спросила о причине такого хорошего настроения, он загадочно улыбнулся и ответил:

— Если я тебе скажу, ты обвинишь меня в том, что я предатель. — Эти слова вызвали у Лайлы ощущение, что она вела себя мелко и мстительно, пытаясь помешать им встретиться. Если от присутствия Абигейл он мог так воспрянуть духом, кто она такая, чтобы возражать против этого?

— И какое же непростительное преступление вы совершили, если не секрет? — спросил Карим тоном человека, которому трудно поверить, что она способна на нечто более злонамеренное, чем просто какое-нибудь язвительное замечание.

Прежде чем ответить, Лайла в нерешительности замялась.

— Вы знаете историю Иуды Искариота?

Он кивнул.

— «Разве я не выбрал вас двенадцать, и один из вас есть дьявол?» — процитировал он Евангелие от Иоанна.