Чёрный плащ немецкого господина - Галина Грановская

Он автоматически, с усилием переставляя ноги, словно во сне, начал продвигаться к выходу, туда, куда несли стонущих, и куда двигалось все, что еще могло передвигаться самостоятельно. Он сосредоточенно смотрел под ноги, стараясь не наступить на неподвижные тела и какие-то обломки, и мусор, устилавший пол, затянутый мягким ковролином. И только когда впереди показалась стойка бара, он вдруг вспомнил и остановился. Красный. Красный дипломат. Элеонора. Он похолодел. И повернувшись, стал пробираться назад. Элеонора! На пути у него вырос полицейский и начал говорить что-то требовательно и сердито, указывая туда, куда в дыму шли измазанные, в копоти, люди. С полицейскими спорить бесполезно, предостерег внутренний голос. Он послушно кивнул, последовал в указанном направлении, но через минуту, сделав крюк, снова повернул обратно. Туда, где его ждала Элеонора. Волна дыма становилась все гуще, и конец зала уже был неразличим. Где же эта чертова скамейка? Задыхаясь и кашляя, он пытался отыскать то место, где стоял красный дипломат. Элеонора. Конец зала. Дым становился все гуще. Здесь уже не было ни людей, ни пожарников, ни полицейских. Похоже, тех, всех, кто остался жив, уже вывели, раненных вынесли. Но Элеонора оставалась там, на скамейке. Он знал это точно. Ему казалось, что он уже видит, как качается в дымным сквозняке то, что еще недавно было роскошным шелковым шарфом. Он был совсем рядом со скамейкой, когда она слабо пошевелила рукой. Жива! И в этот момент странный звук заставил его поднять голову. Из серого дыма над головой материализовался искореженный квадрат потолочной обшивки. У него была пара секунд для того, чтобы отпрыгнуть в сторону. Он мог это сделать, но Элеонора не могла. И тогда — скорее инстинктивно, чем сознательно, — он выбросил вперед руки, пытаясь подхватить планирующий кусок пластика. Как будто это могло уберечь, защитить их. Но лист оказался куда больше и тяжелее, чем можно было предположить, глядя на него снизу. Сильный удар сбил Павла с ног. Боль расколола голову, на мгновение стало темно. А потом вдруг яркий свет хлынул сквозь пролом в потолке, и он снова обрел способность видеть. И он увидел — почему-то откуда-то сверху — свое изогнутое в неестественной позе тело и смятый, изодранный лист потолочной обшивки, накрывший то место, где только что стояла скамейка с Элеонорой. Конец, подумал он. И еще одна — нелепая — мысль промелькнула в голове: жаль, что так и не досмотрел тот документальный фильм, так и не узнал, как погиб в джунглях Амазонки знаменитый архитектор.

— Когда мы снимали предыдущую серию фильма о нашем герое, мы и предположить не могли, что финал этой истории окажется далеко не таким, каким виделся нашим сценаристам. Сама жизнь дописала его вместо них, — на экране молодой журналист говорил с нескрываемым волнением. — Несомненно, все вы уже знаете из последних новостей, что Пауль Барбье жив! И мы счастливы повторить это снова. Не переключайте канал, сразу после рекламы мы расскажем, что же случилось с нашим знаменитым героем.

Звонок мобильного телефона, оставленного на столике в прихожей, оторвал Ханнелоре от телевизора и заставил подняться с дивана. Звонил Курт. Голос его звучал взволнованно.

— Извини, что поздно. Но не мог не позвонить, есть просто ошеломляющая новость.

— Что за новость? — Ханнелоре вернулась в комнату, убрала звук телевизора, потом прошла на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе.

— Только что получил совершенно достоверные сведения о том, что директор фирмы, с которой мы собрались подписать договор, арестован за торговлю просроченными лекарствами и наркотиками.

— Не может быть! — Ханнелоре едва не уронила чашку, которую доставала с полки. — Это какая-то ошибка! Такое солидное предприятие, и люди…

— У меня в первый момент была тоже такая же реакция, — вздохнул Курт.

— Как может быть директор такого крупного предприятия, которое занимается медицинским оборудованием, быть связан с лекарствами и тем более, с наркотиками? — все еще недоумевала она.

— Через сеть аптек. Оказалось, что помимо концерна, он также владеет сетью аптек, торговавших просроченными и поддельными лекарствами. И этот господин Шумаков, который только что был у нас и осматривал наши цеха, также замешан в этих делах. Как совладелец нескольких таких аптек объявлен в международный розыск. Нам уже звонили из Интерпола. Как хорошо, что мы не успели заключить с ними никаких контрактов! Нужно также отозвать предварительный договор о сотрудничестве. Будем надеяться, что этот скандал нас никак не коснется, и репутация наших заводов не пострадает.

— Будем надеяться… — опускаясь на стул, повторила за ним Ханнелоре.

— Но теперь нам предстоит искать новые площадки для сборки нашего оборудования. Ты говорила, что в Новосибирске есть еще одна фирма?

— Да, главный конкурент господина Неверского, — вспомнила Ханнелоре. — Еще осенью предлагал посмотреть его предприятие.

— Нужно собрать о них самые достоверные сведения. А что ты думаешь о Бразилии?

— О Бразилии?

— Ты забыла? У них тоже есть очень интересные предложения. На следующей неделе я лечу в Бразилию, и мне бы хотелось, чтобы ты полетела со мной.

— Да, конечно, — пробормотала Ханнелоре. — Мы должны рассмотреть все варианты.

Она никак не могла переварить услышанного. Директор, возможно, и замешан во всей этой истории, он производил впечатление не очень чистоплотного человека. Но не Павел. Он не был жадным до денег, это было очевидно с первого взгляда. Он не желал власти и уж тем более, славы. Зачем ему было идти на такое преступление?

Она так расстроилась, что уже не смогла смотреть передачу. И не увидела знаменитого архитектора, вернувшегося домой после полугодового отсутствия. Съемка была сделана в больнице, куда сумел пробраться один из вездесущих паппарацци. Разумеется, безо всякого на то разрешения, а потому кадры были не самого лучшего качества. Как только установили личность больного, около него сразу же выставили круглосуточную охрану. «Было бы кого охранять! Подумаешь, какой-то архитектор! Кому он нужен!» — вопил с презрением журналист, лица которого было не видно, когда его выводили. Включенная камера болталась где-то внизу и видно было, как мелькали упирающиеся кроссовки и ноги полицейских в начищенных до блеска ботинках. — «Хочу напомнить, что в этой стране существует свобода слова!»

Этот маленький эпизод в конце репортажа об известном архитекторе стал изюминкой всего репортажа.

Кто-то окликнул его по имени.

Это было странно, кто мог узнать его сейчас? Наверное, почудилось.

— Пауль! — снова окликнул нежный голос.

На этот раз он обернулся. Какая-то женщина с улыбкой смотрела ему в лицо.

— Вы ошиблись, — начал было он, и — осекся. Потому что откуда-то он знал эту женщину.

— Анита, — произнес машинально.