Скиталец - Дмитрий Видинеев

– Я устала, – наконец проговорила, не поднимая взгляда.

– Понимаю. Столько информации… – Ольга порвала две последние полоски с формулами. – Обдумай все хорошенько, ага? И запомни, Алина, то, что тебе сейчас кажется страшным и неправильным, может стать спасением. Не окрашивай все в темные тона. – Она вышла из-за стола. – Завтра утром я отведу вас с Максимкой в Древний город. Лучше выспись, хотя… вряд ли ты сможешь сегодня уснуть. И вот что, хочу предупредить, сбежать из деревни не получится, если вдруг надумаешь. Во-первых, ты не сможешь до утра даже прикоснуться к сыну, а во-вторых… Этого тебе лучше не знать. Прости, но я должна была подстраховаться, слишком многое на кону. За Максимку не беспокойся, он все это время будет спать и, обещаю, видеть прекрасные сны.

Ольга пригладила ладонью волосы и пошла к выходу из гостиной. В дверном проеме оглянулась.

– Сделай правильный выбор, Алина, прошу. Не будь врагом самой себе. Впереди нас ждет удивительный путь, и мы с Максимкой пойдем по нему с тобой… или без тебя. Сделай правильный выбор.

Ольга вернулась домой подавленная, с тяжелым осадком на душе и головной болью. Так всегда бывало, когда она слишком много, в течение короткого времени, пользовалась магией. Когда разувалась в прихожей, еще и тошнота к горлу подступила, и это заставило ее вспомнить одного из своих учителей, ведьмака Клауса Мунка, который не уставал повторять: «В нашем деле главное мера!» Как-то он рассказал историю про начинающего колдуна из Бремена. Молодой маг однажды увлекся и использовал не меньше сотни простых заклинаний подряд. Последствия оказались плачевными, у бедолаги на следующий день отнялись ноги, утратилось зрение, а головная боль в конце концов свела его с ума. Клаус Мунк подытожил эту историю мудрыми словами: «Дурак и магия – несовместимы!»

Но Ольга всегда знала меру и уж точно дурочкой себя не считала, а сегодняшний «перебор» называла оправданным. Несколько часов сна, и все будет в порядке. Ее сейчас больше волновали не боль и тошнота, а то, какой выбор сделает Алина.

Прежде чем подняться в спальню, заглянула в гостиную, увидела Эдика, старательно подметающего пол. Дохлых мух он сметал на совок и вытряхивал их в пакет для мусора. Работа ему предстояла долгая, половина комнаты еще была усыпана насекомыми, и это не считая тех мух, что покрывали темным слоем полки, столешницы, подоконники, плавали в огромном аквариуме.

Заметив в дверном проеме Ольгу, Эдик вздрогнул и тут же залепетал растерянно:

– Ой, Оленька, уже вернулась? А я вот уборочку затеял. Столько мух, ужас просто! Но ты не переживай, часок-другой, и я все вымету и проде… продезинфи… цирую, – слово далось ему с трудом. – Будет чисто, как прежде.

Его подобострастный тонкий голос вызвал у Ольги раздражение. Она подошла к Эдику, несколько секунд стояла, глядя ему в глаза, а потом взяла совок, размахнулась и ударила по предплечью. Кадавр охнул, съежился, следующие удары пришлись по спине. Ольга била без азарта и видимой злости, выражение ее лица оставалось почти равнодушным, будто она выбивала ковер от пыли, а не дубасила псевдомужа. Эдик терпел побои молча, даже не пытаясь защищаться. Он лишь вздрагивал, поджав губы, когда совок в очередной раз опускался на спину.

Ольга остановилась, вытерла ладонью выступившую на лбу испарину.

– Фух, – тряхнула головой, – вроде бы легче стало. А теперь спать, притомилась я что-то. – Она отдала Эдику совок и направилась в коридор. На ходу бросила: – Принеси мне пару таблеток аспирина. И воду не забудь… нет, лучше морсика холодного.

– Конечно, лапонька, – отозвался Эдик, потирая предплечье. На его раскрасневшемся лице не было и тени обиды.

Ольга поднялась на второй этаж, зашла в спальню и, не раздеваясь, легла на заправленную кровать. Подумала об Алине: как она там? Небось до сих пор в себя прийти не может, и это понятно, столько чуждой для нормального человека информации свалилось на нее в одночасье. Ольга отлично знала это состояние. Она помнила свои чувства, когда много лет назад воскресла.

Такое не забывается.

Ее второе рождение сопровождалось болью и страхом, отчаянно хотелось снова провалиться в ту пропасть небытия, из которой только что выбралась. Она балансировала на грани сумасшествия, от непрерывного крика едва не сорвался голос…

А потом Элли ощутила чье-то мощное дыхание. Теплая, пахнущая увядшими цветами воздушная волна захлестнула ее, проникла под кожу, коснулась сознания. Элли чувствовала, как внутри ее все оживает, словно после суровой зимы проклевывались первые зеленые ростки. Чувствовала, как струится кровь в венах, и ей казалось, что это и не кровь вовсе, а весенние ручьи – свежие, искристые. А перед мысленным взором был космос, россыпи звезд. Сознание отделилось от тела и полетело сквозь безграничное пространство, мимо гигантских и маленьких планет, сквозь туманности, все быстрее и быстрее… Такая свобода… Элли видела звезды чужих галактик, разноцветные газовые облака и кометы.

Сознание понеслось с бешеной скоростью, вокруг замелькали белые нити. Элли казалось, что она летит вдоль плотного потока искрящихся дождевых струй…

Вдруг наступила темнота, абсолютная, беспросветная. Элли ощутила себя потерянной. Черное пространство давило, угнетало, невыносимо хотелось увидеть хоть искорку, хотя бы маленькую звездочку…

Вспышка – перед взором словно солнце взорвалось. И снова светящиеся нити вокруг и бешеная скорость. А потом все застыло. Элли увидела серую планету, частично загораживающую собой бледное фиолетовое солнце. Зрелище было красивое и одновременно тоскливое, оно вызвало у Элли ассоциацию с древними стариками, в одиночестве доживающими свои последние дни.

Она полетела, набирая скорость в считаные мгновения, и ворвалась в атмосферу планеты. Какое-то время у нее было ощущение, что она движется сквозь густую патоку, это заставило вспомнить болото, трясину, которая засасывала, засасывала… Нахлынула волна паники, которая принесла четкое понимание: от нее, от Элли, ничего сейчас не зависит. Полная безвольность. Хотелось, чтобы сознание, которое кто-то всемогущий будто пнул как мяч, отправив в полет, снова вернулось в тело. Хотелось снова почувствовать весенние ручьи в венах.

Но ощущение движения через патоку исчезло, волна паники отхлынула. Элли летела над поверхностью планеты, а вокруг мелькали темные силуэты скал. Впереди показалось фиолетовое зарево, мертвенный рассвет чужого мира. Над горизонтом выглянул краешек солнца, на мгновение Элли почудилось, что это глаз исполинского чудовища – еще немного, и появится зрачок, а затем…

Мысль оборвалась, так как внимание резко переключилось на то, что раньше в темноте Элли приняла за скалы.

Свет фиолетового солнца отразился от плоскостей странных конструкций. Кубы, пирамиды, параллелепипеды, многогранники – объекты из черного материала соединялись друг с другом под немыслимыми углами. А еще вся эта геометрическая масса шевелилась. Плоскости меняли положение, грани притуплялись, сглаживались или, наоборот, – сужались и обострялись. Кубы втягивались в плоскости пирамид, а те в свою очередь превращались в параллелепипеды или другие фигуры, название которых Элли не знала.