Дерево растет в Бруклине - Бетти Смит

Джоанна и ее ребенок вызывали у Фрэнси большой интерес. Она слышала, как мама с папой говорили про них. Фрэнси пристально вглядывалась в ребенка, когда Джоанна с коляской проходила мимо. Чудесная малышка со счастливым лицом ехала в колясочке. Может, конечно, Джоанна и дурная девушка, но к своему ребенку она относится куда лучше и ласковее, чем эти честные женщины. Малышка была в нарядном кружевном чепчике и в чистеньком белом платьице со слюнявчиком. Покрывальце на коляске без единого пятнышка, искусно вышито вручную.

Джоанна работала на фабрике, а с ребенком сидела ее мать. Но та стеснялась выходить с ним на прогулку, и малышка дышала воздухом только по выходным, когда Джоанна не работала.

Да, эта малышка прекрасна, пришла к выводу Фрэнси. Она похожа на свою мать, Джоанну. Фрэнси припомнила, как папа расписывал Джоанну, когда они с мамой обсуждали ее.

«Кожа у нее, как лепесток магнолии» (Джонни никогда не видел магнолий). «Волосы черные, как вороново крыло» (он никогда не видел воронов). «А глаза темные и глубокие, как лесное озеро» (Джонни никогда не бывал в лесу, да и озер не видел. Не считать же озером фонтан, в который мужчины бросали десятицентовые монеты и загадывали, с каким счетом сыграет «Доджерс». Тот, кто угадывал, забирал все монеты). Но папа точно описал Джоанну. Джоанна была красавица.

– Может, оно и так, – ответила Кэти. – Но какая польза в ее красоте? Это проклятье для девушки. Я слышала, что ее мать без мужа родила двоих детей. И вот сейчас ее сын сидит в Синг-Синге, а дочь прижила ребенка. У них в роду, должно быть, течет дурная кровь, и нечем тут восхищаться.

– Впрочем, – добавила Кэти с высокомерием, которое, как ни удивительно, прорывалось у нее порой. – Мое дело сторона. Я в него не собираюсь вмешиваться. Я, конечно, не стану оплевывать эту девушку за то, что она дурно поступила. Но и приглашать ее в гости только потому, что она поступила дурно, не намерена. Она так же страдала, давая жизнь этому ребенку, как любая замужняя женщина. Если в глубине души она не испорчена, то она вынесла урок из страданий и позора и никогда не повторит ошибки. Если она в душе испорчена, то ей наплевать, что думают о ней люди. Так что на твоем месте, Джонни, я бы не слишком жалела ее.

Неожиданно Кэти обернулась к Фрэнси и сказала:

– Пусть Джоанна послужит тебе уроком!

И вот в субботу Фрэнси стояла и смотрела, как Джоанна прогуливается с коляской, и размышляла, какой урок должна преподать ей Джоанна. Видно, что Джоанна гордится своим ребенком. Может, в этом состоит урок? Джоанне всего семнадцать лет, она хочет со всеми дружить и верит, что все хотят дружить с ней. Она улыбнулась добропорядочным женщинам с мрачными лицами, но улыбка слетела с ее лица, когда в ответ они нахмурились. Она улыбнулась детям, игравшим во дворе. Некоторые улыбнулись в ответ. Она улыбнулась Фрэнси. Та хотела улыбнуться тоже, но сдержалась. Может, урок состоит в том, чтобы не улыбаться таким девушкам, как Джоанна?

Добропорядочным матерям семейств, руки которых оттягивали сумки с овощами и мясом, похоже, нечем было заняться в ту субботу. Они сбивались в кучки и шептались между собой. Шепот замолкал, когда Джоанна приближалась, и снова возобновлялся, когда она удалялась.

С каждым кругом щеки у Джоанны алели ярче, голова поднималась выше, а юбка колыхалась сильнее. Казалось, гуляя, она становится все красивее и надменнее. Она останавливалась поправить покрывальце чаще, чем требовалось. Женщины приходили в бешенство, видя, как она гладит ребенка по щеке и ласково улыбается ему. Как она смеет! Как она смеет, думали они, вести себя так, словно у нее есть право?

У многих добропорядочных женщин были дети, которых они воспитывали криками и тумаками. Многие женщины ненавидели своих мужей, которые лежали рядом с ними по ночам. И занятия любовью многим из них не доставляли никакой радости. Они выполняли супружеский долг механически и про себя молили Бога – лишь бы только это не привело к очередному ребенку. От их безрадостной покорности мужчины становились грубыми и жестокими. Для большинства пар любовь превратилась в грубое скотство с обеих сторон, и чем скорее отделаешься, тем лучше. Эти женщины ненавидели Джоанну потому, что догадывались – у нее с отцом ее ребенка все было не так.

Джоанна почувствовала их ненависть, но не подчинилась ей. Она не уступила и не унесла ребенка домой. Кто-то должен был сдаться. Первыми не выдержали добропорядочные женщины. У них лопнуло терпение. Нужно же с этим что-то делать. Когда Джоанна в очередной раз проходила мимо, костлявая женщина крикнула:

– И тебе не стыдно?

– Чего мне стыдиться? – спросила Джоанна.

Этот вопрос привел женщину в ярость.

– Она еще спрашивает – чего! – обратилась она к товаркам. – Я объясню тебе чего. Того, что ты непотребная девка, ты шлюха. Какое право ты имеешь прохаживаться тут со своим ублюдком на глазах у невинных детей!

– Мне кажется, у нас свободная страна, – ответила Джоанна.

– Только не для таких, как ты. Убирайся с глаз долой, убирайся с улицы!

– А то что будет?

– Убирайся с улицы, потаскуха! – требовала костлявая.

Голос девушки дрогнул, когда она отвечала:

– Выбирай выражения!

– Еще чего – будем мы выбирать выражения ради уличной девки! – вклинилась другая женщина.

Мужчина, проходивший мимо, приостановился. Он коснулся руки Джоанны и сказал:

– Послушай, сестра, тебе лучше пойти домой, пока эти ведьмы не поостынут. Ты их не одолеешь.

Джоанна отдернула руку и ответила:

– Не лезьте не в свое дело!

– Я просто хотел как лучше, сестра. Прости, – и мужчина пошел дальше.

– Почему бы тебе не пойти с ним? – издевалась костлявая. – Неплохо заработаешь, четвертак получишь.

Все захохотали.

– Вы просто завидуете, – спокойно сказала Джоанна.

– Мы? Тебе? В своем уме, ты? – Костлявая произнесла «ты» так, словно это было имя Джоанны. – Чему завидовать-то?

– Тому, что я нравлюсь мужчинам. Вот чему. Радуйся, что успела завести мужа, – обратилась Джоанна к костлявой. – Сейчас бы никто на тебя не позарился. Держу пари, что твой муж ненавидит тебя. Держу пари, что ненавидит.

– Сука! Ты сука! – истерически завизжала костлявая. И, повинуясь инстинкту, который одержал верх даже в Христов день, она схватила камень и швырнула его в Джоанну.

Это послужило знаком для других женщин, и они тоже стали кидаться камнями. Одна так увлеклась, что схватила кусок конского навоза. Некоторые камни задевали Джоанну, а один задел острым краем лобик ребенка. По личику в тот же миг потекла алая струйка, испачкав слюнявчик, а девочка заплакала и протянула ручки к матери.

Те женщины, которые только собирались швырнуть камни, медленно опустили их обратно на землю. Побоище завершилось. Женщинам вдруг стало стыдно. Они не хотели ранить ребенка. Они хотели всего лишь загнать Джоанну домой. Компания распалась, все поодиночке разошлись по домам. Дети, которые собрались вокруг послушать и посмотреть, что происходит, вернулись к своим играм.