Нефритовый Грааль - Аманда Хемингуэй

Натану вспомнилось явление чаши, и сердце у него похолодело. Он постарался убедить себя, что с тех пор минуло много времени, а никто из близких не умер; каково бы ни было значение видения, оно говорило о чем-то ином.

— Многие видят в чаше кровь, — обыденным тоном сообщил Эрик. — Это нормально. Святая реликвия… — он перенял новое слово от Бартелми, — обладает разными возможностями.

— Вообще говоря, — заметила Ровена, — согласно семейному преданию Торнов, видеть чашу, полную крови, — действительно знамение смерти. Хотя прежде мне не доводилось слышать о каком-то конкретном случае. Выпейте с нами кофе. Только предупреждаю: не вздумайте склонять меня к какой-нибудь сделке.

Алекс Бирнбаум немного поколебался, начав было отнекиваться, потом сдался, придвинул стул и сел между Ровеной и Анни, предпочитая все же беседовать с последней.

— Твоя мама получила вознаграждение? — шепотом спросил у Натана Джордж. — Ну, за то, что нашла запрещающую бумагу?

— Понятия не имею. Может, обед и есть вознаграждение?

— Держу пари, она отказалась, — заметил Джордж. — Моя мама говорит, что Анни не от мира сего. — Тон мальчика был одновременно критическим и слегка извиняющимся.

— Так оно и есть, — с гордостью согласился Натан. На другое ухо ему принялась шептать Хейзл:

— Откуда Эрик так много знает о чаше?

— Потом расскажу, — ответил Натан одними губами.

Ему пришло в голову, что придется рассказывать очень о многом: о Бартелми, о магии и о том, откуда его мать все знает. Интересно, как отнесется ко всему этому Хейзл? И лишь с огромным опозданием Натан удивился тому, что сам он смог с такой удивительной легкостью принять расширение собственного мира — вернее, миров. Как будто на некоем уровне подсознания мальчик всегда знал, что вселенная полна неразгаданных тайн, и что Бартелми с его спокойствием — кто-то уникальный и особенный, вечный и выносливый, как гора или дерево, и что за науками, которым Натана учат в школе, есть другое измерение, не вписывающееся в законы физики. Почему-то самым трудным оказалось смириться с отношением матери. Ее понимание и принятие категории волшебного выходило далеко за пределы типичной родительской реакции. Загляни Натан еще чуть глубже, он бы осознал: поведение Анни превратило ее из просто матери в личность, а он в силу своей юности ощущал по этому поводу беспокойство.

Взрослые заказали спиртное и подняли бокал в честь Анни, которая нашла документ, потом за Майкла, который не дрогнул перед Дейвом Бэготом, и снова за Анни: за то, что она вовремя подоспела на помощь с кастрюлей. Джордж глотнул у Майкла виски и покраснел, как вареный рак; а Эрик, который впервые пробовал алкоголь, заказал «Калуа» и предложил глоточек Хейзл, чем вызвал ее глубокую, пусть и почти бессловесную, признательность. Празднование завершилось на мажорной ноте, и компания разъехалась по домам на такси; все чувствовали себя умиротворенными и сытыми, глубинные сомнения и страхи пока отступили на второй план.

* * *

Дома Натан перечертил Знак Агареса на лист бумаги и скотчем прикрепил к стене над кроватью; потом перерисовал ее несмываемым фломастером на запястье. В школе он сунул карточку с руной под матрас. Нэд Гейбл решил, что Натан сделал татуировку, и исполнился справедливой зависти, а вот учитель физкультуры попросил смыть рисунок (мальчик не стал объяснять, что это невозможно). Бартелми приготовил обещанную траву, однако запах оказался слишком резким, чтобы использовать ее в школьной спальне. К тому же наступила последняя неделя семестра и до каникул было рукой подать; вот тогда наконец Натан сможет без помех заняться решением собственных проблем — если, конечно, им найдется решение. Хейзл, которая ходила в государственную школу, осталось учиться еще две недели; зато потом они будут проводить много времени вместе, раскроют тайны смерти Эффи, и узника Темного леса, и гномонов, и Грааля Лютого Торна, и…

* * *

В ночь с понедельника на вторник Натан лежал в постели, прокручивая и прокручивая в голове множество идей, и незаметно уснул; а когда открыл глаза, очутился в каком-то ином месте.

Вовсе не там, где ожидал. Здесь не было ни архитектуры с характерными завитками и изгибами, ни панорамы города с многочисленными разноцветными огнями, над которым парили бы летающие корабли, а крылоящеры взмывали и описывали бы круги, словно в замысловатом воздушном балете. Где бы он сейчас ни оказался, его окружала совершенная тьма. Ощущения подсказывали мальчику, что он лежит скорее на земле, чем на полу: чувствовалось что-то твердое, неровное и довольно бугристое. Похоже, тело было вполне реальным, судя по тому, что в него врезались комья земли. Натан поднялся и стал осторожно продвигаться, наконец уткнувшись в какой-то камень. Каменная стена. «Я в пещере», — догадался Натан. Из нее должен быть выход. Воздух свежий, не застоявшийся. Если он сможет определить направление потока… Впрочем, никакого потока не было: лишь крошечный нюанс, намек на перемену в атмосфере. Следуя за ним, Натан очутился в проходе. Каменные стены сходились почти вплотную: теперь между ними оставалось не более ярда; зато, вытянув руку вверх, Натан не достал до потолка. Он все пробирался и пробирался вперед, извиваясь в сужающемся пространстве, всматриваясь широко распахнутыми глазами в непроглядную тьму. Поворот — и еще один; и вдруг Натан начал что-то различать.

Немного, но хотя бы что-то. Ломаная щель, сходящаяся в точку над головой, синюю на фоне черноты. Густой темно-синий бархат ночи, не запятнанный лучами искусственного света. В далекой вышине меж сдвигающихся скал сверкала одна-единственная звезда. Натан, извиваясь, выбрался из расщелины — взрослому, если только не совсем худому, она оказалась бы чересчур узка — и очутился в ночи. Хотя в свете звезд оказалось нелегко что-либо увидеть, мальчик все же различил, что стоит на холме, а вокруг до далекого горизонта раскинулся просторный пустынный ландшафт. Воздух был сухой и холодный; в вышине над головой, собираясь в незнакомые созвездия, парили звезды: одни громадные, яркие и близкие, другие — собранные в отдаленные россыпи, напоминающие сверкающие «хвосты» из звездной пыли. Поначалу Натан не заметил на небе луны; но вот она показалась справа, из-за склона горы: розоватый месяц с неровными краями, затмивший оказавшиеся поблизости звезды. «Я почти уверен: это одна из лун Эоса…» — подумал мальчик. Только он не имел ни малейшего представления, в каком уголке Эоса очутился; смысла идти куда-то, не зная нужного направления, не было. Да и в любом случае Натан видел перед собой достаточно земной поверхности, чтобы понять, что она была в основном труднопроходима, вся изборождена невысокими грядами и испещрена пятнами звезд; дорога в темноте оказалась бы попросту опасна. Мальчик решил не отходить далеко от пещеры и дождаться утра — к счастью для себя.

Впоследствии он гадал, что могло бы произойти, попробуй он ночью выйти в путь. Проснулся бы он на рассвете — или вовсе никогда бы не проснулся? Похоже, сны его никогда не бывали бесцельны, хотя их цель не всегда удавалось угадать; к тому же прежде он чувствовал себя хоть как-то защищенным — во всяком случае, до того, как материализовался во плоти. На сей раз он понял, что остался совсем один, уязвимый для неведомых опасностей, которых не понимает. Его бросили в чуждый мир без всякой поддержки и помощи, слепо вышвырнули на самый край какой-то скрытой пропасти. В тот момент осознание нависшей опасности пугало его сильнее, чем страх никогда не вернуться домой.