Доверие - Пенелопа Дуглас

Однако Джейк смотрит с таким видом, словно боится меня. Я тру свой нос, заметив, как его кадык поднимается и опускается.

Обескураживать дядю я не намеревалась. Дело не в сексе. Мне просто нравится чувствовать себя другой и покупать вещи, которые Тирнан де Хаас никогда бы не купила.

Таковы уж последствия воспитания девочек-подростков, Джейк. Рано или поздно он увидит эти трусики среди постиранной одежды.

– Тирнан? – окликает меня Ной. – У тебя телефон звонит!

Вздохнув, соскальзываю с Джейка, слышу, что он прокашливается. Мы оба встаем.

Вбежав в дом, хватаю сотовый с островка, вижу имя Мираи на дисплее и отвечаю:

– Привет.

– Тирнан, – выпаливает она, словно испытала облегчение, дозвонившись до меня. Долго телефон звонил? – Рада слышать твой голос. От тебя давно не было вестей. Мне не терпелось узнать, как ты поживаешь.

Джейк входит в кухню, закрыв гаражную дверь, и ловит мой взгляд по пути к холодильнику.

Мое сердце до сих пор бешено колотится.

– У меня все хорошо.

– Тебе там нравится? Все в… порядке?

– Да. – Пока дядя открывает пиво, я задерживаюсь у островка. – Они не дают мне сидеть сложа руки. Я постоянно под солнцем и на свежем воздухе.

– Отлично. – Ее голос звучит мягко. Нежно. Так всегда было? – Главное, чтобы они были добры к тебе.

– Да, – отвечаю, зная, что Джейк слушает. – Они очень добры ко мне.

Встретившись с ним взглядом, улыбаюсь. Мужчина закатывает глаза и ухмыляется.

– Слушай, я не хотела тебя беспокоить, но похороны твоих родителей состоятся послезавтра.

Я моргаю, разорвав зрительный контакт со своим дядей. Похороны. Мной овладевает чувство вины. Несколько дней не думала об этом.

Серьезно, я не думала о похоронах своих собственных родителей.

– Извини за спешку, – продолжает Мираи. – Мы были вынуждены подстраиваться под графики определенных участников.

Я киваю.

– Разумеется.

Чувствую на себе взгляд Джейка.

– Ты не обязана приезжать, – сообщает она. – Все поймут.

Мой желудок проваливается вниз от мысли, что придется сесть в самолет. От мысли, что придется улететь отсюда… и вернуться туда… Совершенно не хочется этого делать. Однако я не колеблюсь.

– Закажи мне билет, ладно? Вылет сегодня вечером сойдет.

– Ты уверена?

Джейк ставит бутылку на стойку и опирается на обе руки, пристально глядя на меня.

– Да. До скорого.

– Хорошо. Дай мне час.

Я сбрасываю вызов. Должно быть, Ной услышал наш разговор, потому что он заходит в комнату, едва я кладу телефон на островок.

– Ты уезжаешь? – спрашивает парень.

Отвечая, я смотрю на своего дядю:

– Послезавтра похороны родителей. Она попробует раздобыть билет на сегодня. Мне неудобно просить, но ты бы не мог отвезти меня в аэропорт?

– Уверена, что хочешь лететь? – Джейк прищуривается. – Тебе не обязательно присутствовать. Можешь остаться. Или я мог бы отправиться с тобой.

– Ты не сможешь. Вы отстали от графика с заказом Макдугала. Со мной все будет в порядке. Ничего страшного.

Он умолкает. У него в голове крутятся винтики. Несколько секунд спустя мужчина подходит к стене, снимает с крючка связку ключей и протягивает мне.

– Возьми один из пикапов. Припаркуешься на стоянке в аэропорту, а потом заберешь его, когда вернешься.

Я пялюсь на ключи.

Дома придется разобраться с кое-какими делами. С особняком, счетами, Мираи, соболезнованиями, обязательствами родителей перед благотворительными организациями и фондами и…

– Ты не вернешься, – в конце концов говорит Джейк.

Открываю рот, но не могу произнести ни звука. В горле образуется ком размером с мяч для софтбола[15]. Глотать больно. Не хочу уезжать, но я не…

– Я не уверена, что случится дальше. – Наконец-то осмеливаюсь посмотреть ему в глаза. – Там мне предстоит решить множество вопросов. Не могу предугадать, сколько времени это займет.

Он смотрит на меня. И Ною нечего сказать впервые с момента моего приезда.

Вздохнув, Джейк берет ключи, вручает свое пиво сыну, после чего выходит, больше не глядя в мою сторону.

– Дай знать, когда будешь готова выезжать.

Тирнан

Дождя нет.

Я думала, на похоронах всегда должен идти дождь, как в кино.

Тени деревьев скользят по окнам черного лимузина, пока мы едем по Глендейлу на кладбище вслед за траурной процессией, которая сначала должна доставить моих родителей в часовню. Я прислоняюсь к двери, Мираи сидит передо мной.

Разумеется, день выдался прекрасный. Кажется, солнце сияло везде, где бы мать ни появлялась.

Тихо выдохнув, закатываю глаза, скрытые большими черными солнцезащитными очками. Да уж, мне обязательно нужно сказать это в своей прощальной речи. Все прихожане будут по полу от смеха кататься из-за такой приторной банальности.

Господи.

Я смотрю в окно, потирая руки, облаченные в перчатки. На ум все равно ничего не приходит. За тридцать шесть часов, проведенных в Калифорнии, я не придумала ничего, что прозвучало бы не лживо.

Они были красивы и талантливы. Почему мне не удается подобрать ни одного душевного слова, чтобы выйти на трибуну и исполнить свой последний дочерний долг перед родителями?

Я должна быть способна это сделать.

Но нет. Каждая сахарная сентиментальная ложь заставляет меня чувствовать себя фальшивкой. Не могу произнести эти слова, потому что я потеряла вкус к неискренней жизни.

– Ты загорела, – говорит Мираи.

Перевожу взгляд на нее. Очки свисают с пальцев женщины, ее волосы собраны в тугой низкий хвост.

Мираи отлично выглядит. Она в черном костюме – юбка-карандаш плюс пиджак с блестящим ремнем – и туфлях на высоком каблуке. Зато наш персональный шопинг-ассистент думает, что мне по-прежнему двенадцать лет, судя по платью, которое она подготовила. Я прячу его под длинным черным пальто. Мираи, похоже, имеет в виду мое лицо – единственный видимый участок кожи.

Киваю ей в ответ.

– Тебе там понравилось?

– Да, – бормочу я.

Они мне понравились.