Щелк! - Любовь Лукина

— Вы — Калогер?

Голос — хрипловатый, вроде прокуренный. Да, скорее всего, богема. Калогер с трудом разомкнул спекшиеся на ветру губы.

— Чем обязан?

— Спасибо вам за «Медь звенящую». — Фраза была несомненно подготовлена заранее, не раз отрепетирована и повторена.

«Господи! — в страхе подумал Калогер. — И эти два месяца они тоже растащат. Они ничего мне не оставят. По часу, по минутке…»

— А где это вы могли прочесть «Медь звенящую»? — скрипуче осведомился он.

— Это неважно, — сказала женщина. — Вы разрешите?

Она присела рядом. Калогер посмотрел на нее с ненавистью.

— «Медь звенящая»!.. — Она говорила, явно волнуясь, и все же речь ее, включая восклицания, звучала предательски заученно. — Это — прочесть и умереть! Так осмелятся писать лет через десять!..

Голос ее несколько раз сорвался и, надо заметить, превизгливо. Еще и истеричка вдобавок. Лет через десять… Дура ты, дура! Да на кой они мне черт, эти твои десять лет? Это моя беда, несчастье мое — набредать на темы, которые будут разрешены лет через десять.

— Я завидую вам, — сказала она. — Господи, как я вам завидую! Понимаете, я тоже пробовала писать, и не раз…

Калогер вздрогнул. Распушив оперенье, клювастый стервятник смотрел на него немигающими выпуклыми глазами. Нет, рукописи, слава богу, у нее в руках не было. Хотя под таким балахоном можно спрятать все что угодно, в том числе и рукопись.

Женщина поспешно отвела взгляд.

— Я, наверное, проклята, — горестно распустив вялые губы, призналась она ни с того ни с сего. — Время уходит, уходит… И — ничего. Ни-че-го…

Ветер норовил добосить до Калогера ее обесвеченные космы, обдавая резким запахом духов.

— Вы короче можете? — процедил он, невольно задержав дыхание.

— Короче… — Словно испытывая его терпение, она замолчала, нацелив свой тонкий с горбинкой клюв куда-то вдаль. — Значит, так… Короче… В общем, я намерена перевести на ваш счет два года.

Ветер взвизгнул, обрезавшись об острую жесть фонаря, и оборвался. Секунды три было совсем тихо. Тополя за рекой бурлили теперь как бы сами по себе.

Калогер выпрямился.

— Да вы что, девонька, в своем уме?!

— Ну вот… — беспомощно сказала она. — Я так и знала…

— Что вы знали? — Голос Калогера стал резок до пронзительности. — Что вы знали?! За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить…

— Да поймите же! — чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила она. — Я все растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему же я не могу спасти хотя бы эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам — время, а вы…

— А я?

— Ну, я не знаю… Ну… — Она смешалась окончательно. — Книжку надпишете…

— С благодарностью за два года? — бешено щурясь, уточнил он.

— Нет, — поспешно сказала она. — Нет-нет… То есть…

Запуталась и испуганно умолкла, больше похожая теперь на больного воробья, нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной пыль и обрывки бумаги.

— О ч-черт! — сказал Калогер. — Да как вам это вообще в голову пришло?

— А!.. — Она раздраженно дернула плечом. — Сначала у меня пили, потом у знакомых… А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется…

— Сколько у вас там еще на счету?

Она с надеждой вскинула голову.

— Много, — сказала она. — Честное слово, много…

— Много… — повторил он и усмехнулся через силу. — Вы и заметить не успеете, как оно разлетится в прах, это ваше «много». И вот когда у вас останется два месяца…

Ее глаза полезли из орбит окончательно.

— У вас осталось два месяца? — в ужасе переспросила она, и Калогер мысленно обругал себя последними словами.

— Я сказал: к примеру, — сухо пояснил он. — Так вот, когда у вас останется, к примеру, два месяца… Тогда вы вспомните о своем подарке.

— Нет, — сказала она.

— Вспомните-вспомните, — холодно бросил Калогер. — Можете мне поверить.

Она помотала головой, потом задумалась.

— Нет… — сказала она наконец. — Не вспомню…

— Послушайте! — Калогер вскочил. От его ледяной назидательности не осталось следа. — Вы или сумасшедшая, или…

Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся и, ускоряя шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.

Собственно, это и было — бегство.

* * *

Что жизнь растрачена дотла, Калогер понял еще утром. Отключился телефон. Первый признак надвигающегося банкротства — когда вокруг тебя один за другим начинают отмирать предметы: телевизор, кондиционер… Все, что в твоем положении — роскошь.

Он запер дверь, наглухо отгородившись ею от знакомых, незнакомых, полузнакомых, и подошел к столу. После разговора на набережной вопрос со «Слепыми поводырями» решился сам собой: он будет работать. Он будет работать над ними так, словно впереди у него добрая сотня лет, — не торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем. Пока не кончится время.

Итак, «Поводыри»… Обширный кабинет. Рабочая роскошь: портьеры, старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши, в которую всажено несколько жизней — отца, деда, прадеда… Лидер. Зеленоватые насмешливые глаза, мягкая просторная куртка. Молод, слегка сутул. Вид имеет язвительно-беззаботный, как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не о чем. Хотя все, конечно, не так и первая его забота — удержать в узде остальных заговорщиков, которые уже сейчас тянут в разные стороны и уже сейчас норовят перегрызться между собой. Вот они, все пятеро, — расположились в креслах и ждут шестого, самого ненадежного. Отсюда они начнут мостить благими намерениями дорогу в ад, отсюда бросятся они спасать чужой неведомый мир и в результате погубят его… Сейчас мурлыкнет дверной сигнал, все шевельнутся и лидер скажет с облегчением: «Ну вот и он… А вы боялись…»

Калогер чувствовал приближение первой фразы. Еще миг — и, перекликнувшись звуками, она возникнет перед ним и…

Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав ругательство, Калогер сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его из гнезда сразу по окончании разговора.

— Да! — рявкнул он.

На том конце провода оробели и дали отбой. Некоторое время Калогер непонимающе смотрел на трубку, из которой шла непрерывная череда тихих торопливых гудков. Потом ударил дрогнувшей рукой по рычажкам и набрал номер.

— Банк времени слушает, — любезно известила его все та же запись.

Калогер поспешно назвал номер своего счета.

— На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент (еле слышный щелчок) — два года, месяц и двадцать восемь дней.