Ожог - Василий Аксенов

– В милицию, то есть в советскую полицию, – болееотчетливо произнес Патрик Генри, вынул изо рта спящего певца Виктора Буридымящуюся сигару и затянулся с глубоким благодарным всхлипом.

– Внимание, которые на ногах! – сказал в микрофонгенерал. – Зарубежный друг просится в милицию. Надо помочь прогрессивномуиностранцу. Давайте все пойдем в милицию, и дивчины, и хлопцы!

Те, которые на ногах, а их осталось в «Ореанде» не так ужмного, одобрительно зашумели. В милицию, в милицию, в советскую полицию! Чегождать? В милицию надо идти по-хорошему, не выгонят же!

Дежурный горотдела милиции, лейтенант Ермаков, был в ту ночьзанят художественной советской литературой, романом «Истоки» писателя высшейгильдии Вадима Мокеевича Кожемякина. Роман этот, между прочим, был снабженподзаголовком: «Письма с фронта идеологической войны». Главный герой романа,сталевар-многоженец, работник Энского обкома и телекомментатор по международнымделам Мокей Вадимович Кожин, как раз находился на передовой позиции, то есть наЕлисейских Полях, и с презрением рассматривал витрину автомобильного магазина«Ситроен». Всею кожею своею, волосяным покровом, железами внутренней и внешнейсекреции, а главное – коренным своим огурцом ненавидел Кожин фальшивый блесккапитализма. Экая наглость – выставлять все напоказ, не считаясь с историческойобреченностью!

Лейтенант Ермаков такую литературу знал наперед, не читая,знал он и самого автора, В.М.Кожемякина, – тот всегда ошивался в милиции,в следственных органах, в горкоме – знал и не уважал, но почему-то приятно былоЕрмакову читать по ночам такие книги. Знаешь заранее, что никакой хуйни непроизойдет, что все будет развиваться, как положено, что прогрессивные идеивосторжествуют в трудной борьбе, а это очень успокаивает во время ночныхдежурств в таком городе, как Ялта.

В Ялте лейтенант служил уже десяток лет, но никак не мог кней привыкнуть. Нервный этот, туберкулезный, пьяный город был для него, какглухая ночь, как смутное время, как продолжение гражданской войны. То,понимаете ли, приволокут длинноволосых с гитарами, то дама прибежит – укралисобачку, то вынырнет кто-нибудь из воды без документов.

Вот и сейчас, не успел товарищ Кожин дать ответный залп поЕлисейским Полям, в горотделе милиции совершилось настоящее безумие, какого и взаграничном кино не увидишь. В дежурное помещение, поддерживая друг друга,явилась невероятная компания во главе с известным в городе гражданиномдиректором санатория имени XIX партсъезда, генералом в отставке Чувиковым.Генерал был в соответствующем мундире, но в женской купальной шапочке снейлоновыми оборками на голове. Среди явившихся находились и другие известныелица: инструктор горкома комсомола Маял, в пиджаке и трусах, и двезарегистрированные в вендиспансере женщины, а именно Кукина и Пергорьянц, наголове последней – генеральская фуражка. Вместе с этими местными жителямипришло несколько отдыхающих: двое мужчин в масках, один в черной, другой вбелой, молодая девица, опять же в маске, которая с беспричинным смехомзанималась целованием мужчин, длинноволосый не по возрасту субъект, явночуждого нам вида, хотя и с комсомольским значком, приколотым прямо к кожеоголенной груди. Позднее к компании присоединился моряк торгового флота,который тут же опозорил морскую форму лежанием на полу.

Под рукой у Ермакова в данный момент был только сержантЧеботайко, и потому после осмотра компании он спросил довольно мирно:

– В чем дело, граждане?

Чуждый элемент с комсомольским значком на коже выступилвперед и внятно заявил:

– Я профессор Оксфорда, консультант НАСА и экспертЮНЕСКО, но я хочу порвать с преступным прошлым и прошу у советских властейполитического убежища.

– Понятно, – кивнул Ермаков и показал настул. – Вот, пожалуйста, напишите заявление.

Он вышел в соседнее помещение и приказал Чеботайко собратьчерез «ходилку-говорилку» все ночные патрули и поднять на ноги народнуюдружину.

Когда он вернулся в дежурку, там царил вальс. Все ночные визитерымолча и нежно вальсировали друг с другом, а невозвращенец-хиппи вальсировалодин, трепеща своим заявлением и тихо напевая:

– Робок, несмел, наплывает мой первый вальс…

На своем столе лейтенант нашел две шоколадных конфеты,помятый, но яркий цветок

РОЗА!!!

станиолевую розеточку с заливным судаком и граненую рюмкузеленого ликера «Шартрез». Рюмку лейтенант строго отставил – не положено приисполнении служебных обязанностей, а конфеты и судака съел не без удовольствия.Отодвинув в сторону роман «Истоки» и взяв в руку розу, лейтенант сел за стол истал наблюдать танец.

Было в танцующих что-то грустное и осеннее, что-то оченьнеопределенное, но определенно не похожее на героев романа «Истоки», какдрузей, так и врагов. Даже толстожопая Тамарка Кукина и та казалась в этомтанце полуувядшей хризантемой. Лейтенант и сам не заметил, как стала егозабирать за живое лирическая мелодия вальса. Стоп, одернул он себя, в обществедолжны быть люди, чтоб бороться зa порядок и не позволять населению скатыватьсядо уровня сумасшедшего дома. Так он говорил себе, но предательская грустнаяжалость к этим чокнутым алкоголикам, вкупе с благодарностью за вкусные вещи,ползла по его лимфатическим сосудам снизу вверх.

В конце концов, неизвестно, к каким бы выводам пришел Ермаковпод влиянием вальса, если бы тут не вошли в помещение ночные патрули и отборныедружинники. Можно лишь определенно сказать, что в задержании визитеров, взакручивании рук и ног, в преследовании вырвавшихся, в запихивании головой вмотоколяску, в пинании ногами и во всем последующем-соответствующем лейтенантЕрмаков участия не принимал.

НЕ СРАВНИВАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЭТОТ ЗОБ С ПОД-КЛЮВЕННЫМ МЕШКОМПЕЛИКАНА, в который нелепая птица складывает жалкий, но нужный ей запасецпищи-рыбы. Этот зоб, пятнистый и дряблый, предназначен для коллекционированиянаших комсомольских значков!

АХ, КАК СОСТАРИЛСЯ НАШ ЛЮБИМЫЙ НАВЯЗЧИВЫЙ ПРИЗРАК послесвоей магаданской весны! Как постарела его кожа, его слизистые оболочки, но каксильны еще его руки и как хрустят наши недоразвитые суставчики при затягиванииузла на спине!

НЕУЖЕЛИ МЫ УЖЕ В БОЛГАРИИ? ГУТЕН ТАГ, ТОВАРИЩИ БОЛГАРЫ!

Мы стояли жалкой кучкой в вестибюле, а болгарские вариантытеснили нас к стене. К стенке их! Сфотографировать по одному! Теперь никуда неуйдут! Здесь не заграница! Здесь Болгария!