Подсолнухи - Василий Егорович Афонин

к Гудилову двору. Когда они успокоились, мы, прячась за дворами, пошли через огороды к деревне. Оглядывались, не заметил ли кто, не догоняет ли нас.

— Ох и попрыгает завтра Клюц, — сказал Витька посмеиваясь. — Начнет печку растоплять, а она — фюить — не топится. На улицу захочет выйти — дверь заперта. Ох и поносится Клюц. К вам прибежит, Сашка. Пойдем лучше ко мне ночевать, а то захватит дома — пропал.

И мы начали смеяться, представляя, как утром Клюцев станет разыскивать Сашку. Нажалуется его матери, придет в контору, расскажет всем.

— Смотри! — сказал Сашка.

Мы уже выбрались на дорогу и проходили мимо усадьбы Акима Васильевича Панкина. Ворота близ дороги, городьба.

— Смотрите! — Сашка остановился и указал на сани с дровами, стоявшие прямо на берегу, в ограде Панкиных.

Накануне праздника Санька Панкин привез из лесу дрова, но, видимо, озябнув, поленился сразу сбросить с саней — воз так и стоял на берегу, стянутый веревкой. Обычно дрова сбрасывают сразу же, освобождая сани от тяжести.

— Сейчас столкнем, — сообразил Витька. — Погодите, напрямую нельзя — увидят. Нужно вокруг двора Харкевича обежать, из-под берега взберемся.

Мимо избы старика Харкевича спустились мы на Шегарку, а оттуда поднялись как раз прямо в ограду Панкиных. Сколько было времени, мы не знали, окна избы не светились, и нам это было на руку, мы боялись одного — если Санька еще в конторе, то как бы он не показался внезапно, не приметил нас. Дверь сенная у Панкиных открывалась вовнутрь — не подопрешь, можно было бы набросить чепок на петельку и закрыть на время, но и этого мы не стали делать, постояли минуту, прислушиваясь. И молча принялись за сани. Сани оставлены были куда как удобно для нас — к речке головашками. Санька Панкин, въехав с дороги в ограду, так и отпряг быка напротив крыльца, не став разворачивать с возом — пустые сани развернуть в ограде проще. Оглоблями сани смотрели к проруби, к противоположному берегу Шегарки. Скат здесь был пологий, Санька на лыжах катался.

— Оглобли заверните, — шепотом приказал Витька.

Мы с Шуркой Городиловым, приподняв оглобли, отвернули их назад, чтобы не мешали они саням съезжать. Сани примерзли полозьями к снегу и никак не поддавались. Да и воз тяжеленный, вон какие кряжи толстенные, как он их только накладывал. За дровами начинали мы ездить самостоятельно лет в тринадцать и знали, каково в лесу.

Ну и повозились мы! Вспотели, оглядываемся то и дело. Договорились между собой, что если вдруг кто-то покажется, сразу всем кидаться под берег. Сашка выдернул из-под веревки тяжелый стяжок — толстый крепкий кол — лежащий на возу, поддел стяжком под головашки. Навалились мы с Витькой на стяжок, они с Шуркой толкали плечами. Раза три пробовали, чуть сдвинули воз в сторону с места. Теперь надобно было пихнуть сани, чтоб скатились они на Шегарку. Еще раз навалились, сейчас уже сзади. Сани заскрипели по утоптанному снегу, по пологому лбу бугра и, набирая скорость, тяжело пошли по долгому скату вниз, пронеслись мимо проруби и врюхались по самые головашки в нависший сугроб правого берега Шегарки. Мы сбежали на лед — и за речкой поворот, за береговые кусты, подальше от усадьбы Панкиных. Остановились, прислушиваясь — никого. Побежали по речке к мосту.

В этот вечер, перед тем как разойтись по домам, забросали мы еще прорубь у Минчуковых. Баня Минчуковых на самом берегу, в предбаннике нашли мы за дверью в углу лом и совковую лопату, забрали, спустились на речку, разбили ломом кучку мелкого льда, скопившегося возле проруби, засыпали до краев этим льдом прорубь, сверху лопатой набросали снегу, разровняли снег, отнесли обратно лом и лопату, закрыли аккуратно банную дверь и пошли по Шегарке опять в свой край, насвистывая и смеясь вовсю. Разошлись по домам поздно совсем, но ничего уже больше не делали, не озоровали — ничего интересного придумать не могли. И не хотелось уже.

Утром только и было разговору по деревне что о наших проказах. Клюцеву ночью захотелось выйти во двор. Он шагнул из избы в сени, толкнул рукой сенную дверь, она не поддавалась. Клюцев толкнул крепче — дверь ни с места. Он нажал плечом. Разбудил жену, стали они пытаться открыть вдвоем — дверь не открывалась. А на двор хотелось пуще прежнего. Вспомнили они тогда о помойном ведре, вынесли его в сени.

Легли спать, но не до сна было. Чуть свет Клюцев оделся, попробовал опять дверь, понял, что не открыть просто, разбежался, насколько это было возможно в сенях, и всем телом налетел на дверь. Кол чуть сдвинулся с места. Будь в сенях окно, Павел Тарасыч выставил бы его и освободился, но окна в сенях не было. Много раз брал он по сеням разбег, отодвигая понемногу кол, пока не образовалась щель, через которую хозяин выбрался на волю. Отшвырнув ногой кол, Клюцев сразу понял, кто подшутил над ним, и только собрался пойти к соседям, как из избы, кашляя и ругаясь, выскочили его жена и теща, стали кричать, показывая в раскрытую дверь.

Пока хозяин возился в сенях, жена и теща решили затопить большую печь. Напрасно жена открывала на полную длину задвижку трубы, тяги не было, дым широкой волной выходил из печи в избу. Клюцев по лестнице поднялся на крышу двора, увидел следы и крикнул вниз, что труба заткнута. Он вынул штаны, швырнул их в ограду, торопливо слез и, припадая на хромую ногу, донельзя разгневанный, направился к Гудиловым. А у тех изба изнутри заперта. Клюцев ну стучать в дверь, в раму. Зевая, в наброшенной материной фуфайке, вышел старший брат Сашки, выслушал несвязный крик соседа и сказал, что матери дома нет, гостит у сестры, а Сашка вчера сидел весь вечер дома, потому что простудился и кашляет. А трубу скорее всего заткнули ребятишки с другого края деревни, так делают всегда — в своем конце не озорничают, Павел Тарасыч и сам знает об этом.

Клюцев, конечно, не поверил, но ушел. А Сашка несколько дней старался не попадаться ему на глаза и всегда громко кашлял, выходя на улицу, чтоб соседям было слышно. Клюцев в конторе рассказал мужикам, как закрыли их, все и разошлось по деревне. А Панкины и не подумали на ребятишек, что они смогли спустить на речку тяжелый воз с дровами. Решили, что это взрослые ребята, женихи. Те вытворяли еще почище нас. Санька Панкин взял на ферме быка, запряг в сани, по пологому берегу вытянул воз на дорогу и кружным путем снова привез в свою ограду. Дрова он сразу сбросил, сани развернул и поставил за