Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться - Ричард Докинз

Медавар сухо комментирует:

Также Медавар обращает внимание на хорошо известную любовь мистиков к «энергии» и «вибрациям» — специальным терминам, которыми злоупотребляют с целью создать иллюзию научного содержания там, где никакого содержания нет вообще. Астрологи тоже полагают, будто каждая планета источает свою собственную, качественно особенную «энергию», оказывающую влияние на жизнь человека и тяготеющую к той или иной человеческой эмоции: в случае Венеры это любовь, в случае Марса — агрессивность, а в случае Меркурия — сообразительность. Эти свойства планет основываются — на чем же еще? — на характерах древнеримских богов, чьими именами планеты названы. В стиле, напоминающем подход заклинателей дождя у австралийских аборигенов, каждый знак зодиака относят к одному из четырех алхимических «элементов»: земле, воздуху, огню или воде. Если верить астрологической странице, которую я выбрал наугад во Всемирной паутине, люди, рожденные под «земными» знаками, такими как Телец,

Рыбы — «водный» знак (с чего бы это?), и этот элемент «воплощает подсознательную мощь и силу, побуждающую нас к свершениям…»

Хотя книга Тейяра была задумана как научный труд, его «психическая температура» и «калории» представляют собой, по-видимому, примерно такую же бессмыслицу, как и астрологическая энергия планет. Эти метафоры не связаны никаким полезным образом с соответствующими понятиями реального мира. Тут либо вообще нет сходства, либо же есть, но такое, которое скорее затрудняет понимание, нежели способствует ему.

Однако при всей своей настороженности мы не должны забывать, что к своим наивысшим достижениям ученые приходили именно тогда, когда обнаруживали подлинное сходство между явлениями при помощи оперирующей символами интуиции. Томас Гоббс хватает через край, когда в пятой главе своего «Левиафана» (1651 г.) приходит к выводу, что рассуждение есть шаг, рост знания — путь, а благоденствие человеческого рода — цель. Метафоры же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, суть что-то вроде ignes fatui[54], и рассуждать при их помощи — значит бродить среди бесчисленных нелепостей, результат же, к которому они приводят, есть разногласие и возмущение или презрение[55].

Мастерство владения метафорами и символами — один из тех признаков, что отличают гениальных ученых.

Клайв С. Льюис — литературовед, богослов и детский писатель — в своем эссе 1939 года проводит различие между менторской поэзией (когда, к примеру, ученые используют сравнения и образный язык, чтобы объяснять другим то, что сами уже поняли) и ученической поэзией (когда они используют художественные приемы, чтобы помочь себе в своих собственных рассуждениях). Обе эти разновидности важны, но здесь я хотел бы сосредоточиться на второй. Выдуманные Майклом Фарадеем «силовые линии» магнитного поля, как бы сделанные из упругого материала под механическим напряжением и жаждущие высвободить свою энергию (в точно определенном физиками смысле), оказались необходимы для понимания электромагнитных явлений самому Фарадею. Я тоже уже пользовался поэтическим приемом физиков, когда писал про неодушевленные объекты — такие как электроны или световые волны, — будто они стремятся минимизировать время своего пути. Это один из легких способов прийти к правильным ответам, и поразительно, насколько далеко он может завести. Однажды мне довелось услышать, как великий французский молекулярный биолог Жак Моно рассказывал, что на него снизошло озарение в понимании химии, когда он представил себе, каково это — быть электроном в той или иной химической связи. Немецкий химик-органик Фридрих Август Кекуле писал, что увидел во сне бензольное кольцо в виде змеи, пожирающей собственный хвост. Эйнштейн беспрестанно фантазировал: его необыкновенный ум водил его посредством поэтических мысленных экспериментов по океанам мысли еще более удивительным, чем те, по которым странствовал Ньютон.

Однако эта глава посвящена плохой поэзии в науке, и мы, спустившись с небес на землю, рассмотрим следующий пример, присланный мне по почте:

В реальности спиральное строение ДНК никоим образом не связано ни со спиральной траекторией солнечной радиации, ни с формой земной орбиты. Связь здесь кажущаяся и бессмысленная. Ни один из этих трех примеров никак не способствует лучшему пониманию какого-либо из двух других. Автор опьянен метафорой, очарован идеей спирали, и эта идея толкает его на неверный путь, заставляя усматривать такие взаимосвязи, которые не способны пролить свет на истину. Называть подобную науку поэтической будет слишком большой любезностью, это скорее теологическая наука.

С недавних пор в получаемых мною письмах стали намного чаще попадаться такие выражения, как «теория хаоса», «теория сложности», «нелинейная критичность» и им подобные. Я не хочу сказать, что у авторов этих писем отсутствует самое слабое, самое приблизительное представление о значении употребляемых ими слов. Скажу только, что трудно понять, так это или нет. Разномастные религиозные течения так называемого «нового века» буквально упиваются всякой тарабарщиной, фальшивым научным языком — механически заученной, наполовину (нет, больше, чем наполовину) недопонятой терминологией: энергетические поля, вибрации, теория хаоса, теория катастроф, квантовое сознание. В своей книге «Почему люди верят не пойми во что» (1997 г.) Майкл Шермер приводит типичную цитату: