Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пройди к столу, батюшко, — сказал он, и я узнал брата Мидянина.
Я вошел в чистенькую комнатку, ужасно накуренную. В углу стоял шкаф с пустыми полками — вся посуда стояла на столе, за которым пировали фантасты. Во главе стола сидел сам Громобоев дирижируя шампуром.
Я присел скромно, и принялся есть, незаметно сливая водку из стакана в заранее приготовленную флягу. За этим днём минул вечер, и прошло два или три дня.
Наконец, Громобоев повел всех полюбоваться звёздами. Многие из моих конфидентов соображали плохо, и оттого не могли понять утро или вечер на дворе.
Мы поднялись в старую мельницу и увидели гигантский телескоп. Сперва в него дали посмотреть писателю Пореенко, потом — Кагановичу, затем, отпихивая друг друга туда заглянули критики Иссыккулев и Журавлёв.
Все они говорили разное — Пореенко увидел Луну, по которой бегал профессор Звёздочкин, Каганович умудрился увидеть Марс, заросший съедобными фикусами, а Мидянин, пользуясь рефракцией, увидел Мексику и фонтан мескаля, бьющий из скважины в выжженной пустыне.
Настал очередь смотреть и мне — я глянул в окуляр, и увидел, что телескоп совершенно пуст. В нём лежал какой-то мусор, окурки и смятая баночка из-под пива.
С ужасом я оглянулся.
По моим испуганным глазам Громобоев мгновенно понял, что я совершенно трезв. Мрачно усмехнувшись, он достал из-за спины наточенный шампур.
Извините, если кого обидел.
28 марта 2007
История про фантастов (XIV)
…но это ещё что — я видел писателя Пореенко.
Все знали писателя Пореенко, но сначала его модно было ругать, потом стало модно хвалить, потом опять ругать — так что многие вконец запутались. Я не мешался в эти споры, ведь для того, чтобы высказать своё суждение, нужно было бы прочить хоть что-то из его многочисленных книжек, а судьба не удостоила таким подарком. Поэтому писатель Пореенко мне нравился просто так — без чтения.
Во-первых, он любил поесть, а такие люди образуют особое братство. В этом братстве не закатывают глаза, рассказывая о диетах, не меряют себе живот сантиметром по утрам и знают, что тот, кто понял жизнь — не спешит.
Во-вторых, писатель Пореенко курил трубку, что мне тоже нравилось.
Правда, про него говорили, что это вспыльчивый писатель. Мне это было решительно непонятно, потому что вокруг много всего неприятного, да только волноваться не надо.
Волнение мешает правильному отношению к еде — а уж я-то знал это очень хорошо.
Я, к несчастью, не читал знаменитого романа Пореенко (впрочем, он, собственно и не был опубликован). Опубликовали только черновик этого романа, и уже одно это принесло писателю баснословные барыши, личный самолёт и особняк в центре Москвы.
Правда однажды ко мне в редакцию пришёл оборванный человек из Караганды. Он утвержал, чтто сбежал из сумасшедшего дома, где много лет назад Пореенко запер шесть совершенно здоровых людей, раздал им бумагу, и велел писать романы. Устав от сочинительства, сэкономленными карандашами, несчастные принялись писать в прокуратуру, администрацию Президента и ООН, но всех сбивал с толку обратный адрес.
Я недолго думая вышел в соседнюю комнату и позвонил самому Пореенко. Через пять минут приехали бравые молодцы, и сумасшедший из Караганды исчез из моей жизни навсегда. В награду Пореенко пригласил меня в гости. Впрочем, он пригласил ещё уйму народу. Можно было придти со спутницами, и я по случаю познакомился с одной интересной барышней, прямо на площади Трех вокзалов.
Мы долго петляли в переулках около вновь построенной мэром Москвы Сухаревой башни, пока наконец, обнаружили, что сама эта Сухарева башня и есть дом Пореенко.
Для начала я запутался во входной двери, меня несколько раз провернуло в крутящейся крестовине, а потом прищемило ногу.
— Что вы кричите, как Завулон в лифте? — строго крикнул Порреенко, а охрана выковыряла меня из щели.
Никто не знал, как приобрёл Пореенко свой писательский дар — говорили, что как-то на рассвете к его дому подрулила чёрная "эмка", вошёл к нему в подъезд, гулко топая сапогами Утренний Дозор, и увёл творческого человека в лабиринты.
Через два дня писатель вернулся с невесть откуда взявшимся портфелем, где лежал черновик его знаменитого романа.
В память о тех временах Пореенко хранил в подвале своей башни огромную Золотую Цепочку, снятую с утонувшего бандита Чахтрешвилли.
Что будет в беловом варианте его романа, никто не знал. Книжные журналисты откуда-то раскопали одну главу, что называлась "Свидетельство о кроликах" — про то, как придет Кролик Избавитель, и в пламени последней войны падут Царства, время обратиться вспять, а западный мир падет. Особенно хороша была, по слухам, финальная сцена — там гора трупов, мигают лампочки на пультах (в таком романе должно быть много переносных пультов). А потом все понимают, что переносные пульты не работают. И тогда убивают мальчика — это в России так принято: чуть что грохнуть какого-нибудь мальчика. Сразу останавливается время, потому что у нас как на пульты не жми — вечно футбол показывают. Один и тот же тайм — потому что Кролик уже пришёл…
Пока мы поднимались на верхний этаж в лифте размером с целую комнату, мы заспорили с братом Мидяниным, чем должно кончится дело в романе.
— Мальчика немного жалко, но он уже потерял невинность, — сказал печальный Мидянин.
— С другой стороны, не сдавался я, — можно его оживить. В этом величие литературы. Ведь это им нужны великие потрясения, а вам нужна великая литература.
Мидянин не сдавался:
— Смотри: Кролик пришёл и сразу умер. Похороны Кролика и так занимают всю первую часть. Потом приходит Патруль Времени, который на самом деле — «Мосгаз». У «Мосгаза» всё схвачено — против него не попрешь. Они перекрывают кран и все войны кончаются. Как воевать всухомятку? «Мосгаз»! «Мосгаз»! — так все и кричат. Потому что «Мосгаз» — это такая специальная служба с хорошими намерениями. Вроде мирных големов…
Я оборвал его:
— Пореенко и без нас знает, и его положительные герои понимают, что если нанюхаться газа — то всем трындец. Ещё особая фишка в том, что у него мосгазовцы вооружены блестящими никелированными газовыми ключами…
Но мы уже приехали на самый верх.
Когда предложили задавать вопросы, то я не нашёл ничего лучше, чем спросить, не дорого ли платить за электричество.
От этого писатель Пореенко вдруг развеселился и подбежал к гигантскому компьютеру у стены. Гигантским был его экран, гигантской была и клавиатура. Он привычно настучал по клавишам величиной с тарелку слово «хохлы». А потом,