Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика - Кен Лю

Он обожает классический рок. Вместе с компаньоном он несколько лет управлял кофейней в Шэньчжэне, посетителей которой призывали рассказывать друг другу истории. Кроме того, он любит необычные поездки: например, чтобы попасть на «Worldcon» в Хельсинки в 2017 году, он поехал на поезде из Шэньчжэня, который находится на юге Китая, на север, в Пекин, а оттуда через Сибирь, с остановками в Москве и Санкт-Петербурге.

Переводы его произведений можно найти в «Clarkesworld» и «Watchlist: 32 Stories by Persons of Interest», а также в других изданиях.

«Снегопад в Цзинь-яне»[22] находится на грани между обычной научной фантастикой и «чуаньюэ» – традиционным жанром произведений о путешествиях во времени. Ближайшим его аналогом в англоязычной литературе можно назвать роман Марка Твена «Янки при дворе Короля Артура». В тексте произведения много шутливых отсылок к популярным тропам «чуаньюэ», историческим фактам и современным реалиям. Эту историю, возможно, стоит прочитать дважды: один раз без сносок и еще раз – с ними.

Я хочу особо поблагодарить второго переводчика, Кармен Илин Ян, которая также работала вместе со мной над произведением Анны У «Ресторан на краю вселенной: каша «лаба». В тексте я столкнулся с невероятно сложными переводческими проблемами, а наши с Кармен дискуссии и эксперименты сделали процесс решения этих проблем очень увлекательным и запоминающимся.

1

Когда Чжао Да со своими людьми ворвался в квартал Сюаньжень, Чжу Дагунь находился в своей комнате и сидел в интернете. Он никогда еще не вступал в противоборство с правительством, иначе успел бы заподозрить неладное и устроил бы более эффектное представление.

Час овцы прошел на три четверти; обед уже закончился, а до ужина было еще далеко: в такое время дела в борделях Сюаньжень шли очень бойко. В жарком воздухе плыли ароматы духов и пудры; пестрые платки завораживали прохожих. С противоположной стороны Западной улицы, из-за двойных стен квартала Пинкан, где официально зарегистрированные куртизанки Императорской академии[23] развлекали аристократов и богачей, доносились обрывки мелодий. Но сестры из квартала Сюаньжень презирали своих коллег-соседок. Они считали, что в обучении столько же смысла, как и в том, чтобы снимать штаны перед тем, как пернуть. Ведь, в конце концов, все сводилось к одному и тому же – скрипу кровати. В квартале Сюаньжень кровати скрипели постоянно, и постоянно люди торговались о цене и делали ставки. Шум настолько стал частью жизни, что если обитателям квартала приходилось ночевать в какой-либо другой части Цзинь-яна, то более тихий район казался им совершенно безжизненным.

Как только нога Чжао Да в сапоге с тонкой подошвой ступила на землю квартала, стражник, согнувшийся в поклоне у ворот, понял: происходит что-то из ряда вон выходящее. Чжао Да со своими двумя тощими и бледными солдатиками заходил сюда три-четыре раза в месяц, и каждый раз его пребывание здесь сопровождалось ревом и воплями. Он словно считал, что честно отработал жалованье патрульного только в том случае, если сорвал голос. Но сейчас Чжао Да скользнул за ворота, не издав ни звука, сделал несколько движений руками в сторону стражника (как будто эти жесты мог понять кто-то, кроме него), а затем вместе с двумя солдатами стал крадучись продвигаться на север вдоль стены.

– Маркиз! Эй, маркиз Ю! – воскликнул страж и побежал вслед за ним, размахивая руками. – Что вы делаете? Вы меня пугаете! Отдохните с дороги, поешьте супа. Если вам нужна… ээ, «премия» или красивая девочка, только скажите…

– Заткнись! – Чжао Да свирепо взглянул на него и заговорил тише: – А ну встань к стене! Давай все сразу проясним: у меня ордер от окружного судьи. Это дело тебя не касается.

Напуганный стражник прижался к стене и, неуклюже отступая, следил за тем, как удаляются Чжао Да и его люди.

Дрожа от страха, он остановил проходившего мимо мальчика:

– Передай Шестой Мадам, пусть убирается. Живо!

Сопливый уличный мальчишка кивнул и бросился бежать.

Стремительно – палочка благовоний не сгорела бы и наполовину – со стуком закрылись двести сорок ставней на окнах тринадцати борделей квартала Сюаньжень. Скрип кроватей и голоса стихли. Чей-то ребенок заплакал, но звучная оплеуха тут же заставила заткнуться. Толпа людей, поправляющих на себе шляпы и одеяния, бежала через черный ход; люди выскакивали сквозь бреши в стенах и, словно испуганные крысы, скрывались в лабиринте улиц и переулков Цзинь-яна.

Мимо пролетела ворона. Стражник у ворот достал лук и стал правой рукой нащупывать стрелу, но обнаружил, что его колчан пуст. Он с досадой опустил лук. Кожаная тетива резко зазвенела, заставив его вздрогнуть от удивления. Только тогда он понял, что вокруг настала полная тишина, так что этот небольшой шум напугал его больше, чем барабаны, отбивающие время по ночам.

То, что Чжу Дагунь, проживший последние десять лет и четыре месяца в квартале Сюаньжень, не заметил, что в разгар деловой активности здесь вдруг стало тише, чем во время комендантского часа, можно объяснить только его удивительной рассеянностью. Только когда Чжао Да выбил дверь его комнаты, Чжу Дагунь, вздрогнув, поднял взгляд и понял, что пора действовать. Зарычав, он плеснул горячей водой из стакана прямо в лоб Чжао Да и перевернул свой стол. Наборный шрифт выпал из держателя и со стуком разлетелся по полу.

– Чжу Дагунь! – завопил Чжао Да, прижимая ладонь к пострадавшему лбу. – У меня ордер! Если ты не…

Не успел он договорить, как в него врезалась пригоршня наборного шрифта. Твердые, хрупкие блоки, сделанные из обожженной глины, причинили ему жуткую боль, а затем упали на пол и разбились, превратившись в прах. Чжао Да запрыгал, чтобы уклониться от новых снарядов, и комнату заполнили облака желтой пыли.