Здравствуй, Даша! - Микола Адам

– Зачем тогда комп разбил? Как я буду домашку делать?

– В мое время с домашками как-то без ваших компов справлялись, – заметил Сергей Николаевич. – С тех пор мало что изменилось, – добавил, наливая очередную порция спиртного.

– Ты точно сбрендил, папа, – настаивала на догадке Даша. – Насмотрелся своих фильмов, словил «белочку» и возомнил из себя крутого моралиста. Я твоя дочь, а не киношный персонаж.

– Вот именно, – согласился Сергей Николаевич. – Ты моя дочь! – с нажимом произнес. – А моя дочь – порядочная и чистая девочка, отличница в школе и активистка в общественной жизни, а не размалеванная шалава. Твое здоровье! – выпил еще.

– И давно? – спросила Даша.

– Всегда, – не заставил ждать с ответом отец.

– Тогда ты ошибся, – сказала Даша, – и перепутал меня с кем-то.

– Это ты запуталась, – возразил Сергей Николаевич. – Но я тебя распутаю. Все, шаддап!

Он налил еще и выпил залпом, поперхнулся, закашлялся.

Непрекращающийся кашель согнул Сергея Николаевича пополам и столкнул со стула. Он упал на пол и обо что-то, обо что именно Даша не видела, ударился затылком. Кашель прекратился, но затих и папа, не подавая никаких признаков жизни.

– Пап! – позвала его Даша. – Пап, очнись!

Никакой реакции.

Возможно, он вырубился и на некоторое время потерял сознание. И очень может быть, что вообще умер. Причины, по которым папа замолк, Дашу не особенно волновали. Главное, что он нейтрализован, и хорошо, что естественным путем. Теперь нужно выбираться отсюда и бежать, уносить ноги от психа! Во что превратила водка когда-то хорошего человека?! Развязать узлы самостоятельно Даше не представлялось возможным. Повезло, что зажигалка оказалась в кармане не куртки, а кофты. С ее помощью Даша и выскользнула из стягивавших ее пут, ремень размотала с шеи и забросила куда-то в угол. Проверять папин пульс, жив ли, не стала. Ей было все равно. Живой – хорошо, нет – плохо, но умирают все рано или поздно. Даша уйдет и больше не вернется домой никогда. Она ничем не заслужила подобного к себе отношения. Но что папу так взбесило? Не иначе кто-то наплел ему всяких гадостей о дочери. Кто? Скорее всего, тетя Алена, больше некому. Не зря Николай Михайлович на репетиции отчитывал ее за что-то, будто школьницу. Вероятно, она призналась ему, что настучала на Дашу ее отцу. Призывала Николая Михайловича включить мозги, опомниться и не ломать судьбу. Только чью? Дашина судьба и вся жизнь всецело повязаны с Николаем Михайловичем. Если тетя Алена себе что-то нафантазировала, это полностью и целиком ее проблема. Нечего втягивать в ее решение других. И за счет других строить свое счастье. Да ни фига и не выйдет у нее! Николай Михайлович любит Дашу. А тетя Алена опоздала, вернее, поспешила родиться. И это чисто по-женски было с ее стороны поставить в известность папу, открыть глаза на пустившуюся во все тяжкие дочь, чем вызвала и без того в воспаленном папином мозгу, отравленным алкоголем, новое обострение, приведшее к полной атрофии мышления. Вряд ли он отличал действительность от кино, вообразив себя властелином над пойманной им девушкой. А то, что эта девушка, на минуточку, оказалась его родной дочкой, даже возбуждало интерес. Еще чуть-чуть, и он бы захотел ее. Обстановка распологала. Спасибо, тетя Алена, вы раскрепостили папу! Его безумие запишем на вашу совесть, если она вообще у вас есть.

Даша вбежала в папину комнату, схватила подсвечник и швырнула его в кинескоп телевизора. Там он и застрял. Меньше фильмов будет смотреть, может, вернет человечесикй облик.

Она ничего не взяла с собой. Накинула куртку, обулась и мышкой прошмыгнула вон из квартиры, опрометью выбросилась из подъезда в объятия дождя. Даже сумку не успела подобрать: боялась папиного нападения, который пришел в себя, но пока слабо ориентировался, где он, однако не забыл о Даше, звал ее не переставая.

В куртке оказались сигареты. Даша метнулась к последнему подъезду, всегда открытому по причине сломанного замка. Закурила. Нервно выкурила две сигареты подряд. Интересно, сколько сейчас времени? Наверняка поздно. На улице ни души. Темно, хоть глаз выколи. Фонари горели только вдоль тротуаров. И дождь не кончался. Нужно идти к Николаю Михайловичу, больше не к кому. Домой уже ни ногой. Даже если папа на коленях будет умолять простить его. Через несколько месяцев Даше исполнится шестнадцать и все заткнутся. Ханжи и лицемеры. Даша ненавидела город, в котором жила. Ущербность и ограниченность горожан выпирали, точно балконы в домах, превращенные в свалки из-за нагромождения на них всякой всячины, абсолютно ненужной, но хранимой про запас. Узколобость и местечковость мыслей, отсутствие воображения и рьяная исполнительность приказов и просьб в виде приказов являлись отличительными чертами жителей города. Творческое начало и творческий подход к делу не приветствовались, а строго запрещались. Творить разрешалось только творческим коллективам Дома культуры, музыкальной школы и Центра детского творчества и то под чутким руководством районного исполнительного комитета. По типу представители райисполкома что-то понимали в творчестве…

Подобные мысли занимали Дашу всю дорогу, пока она шла к Николаю Михайловичу, сложив на груди руки, в капюшоне от дождя. Думать о папе она категорически отказывалась и сопротивлялась. Вообще вычеркнула его присутствие из своей жизни.

Николая Михайловича Даша, несомненно, разбудила. Выглядел он сонно и, не стесняясь, зевал.

– Я к вам. Можно? – бросилась ему на шею и разревелась, как дура. Мокрая сама, вымачивала собой и своими слезами Николая Михайловича.

Подавленное состояние Даши выгнало остатки сна из головы Николая Михайловича. Но на все его вопросы она отвечала только всхлипами. Он раздел ее, растер полотенцем. У него на руках Даша и заснула, абсолютно другая без своей этой боевой раскраски, еще красивее, чем в эпатажном образе эмо.

ЭПИЗОД 50

Майор Томильчик не спал. Ждал важного звонка. Играл с котенком, то и дело посматривая на фото убитой жены Николая Михайловича. Ее фото стояло на столе, прислоненное к початой бутылке виски.

Майор Томильчик не испытывал угрызений совести. Его совести в природе не существовало. Он представлял власть, а власть всегда права, какие бы ужасные преступления не совершала. С такой железобетонной логикой майор Томильчик и жил все это время. И никак не ожидал, что его действия когда-нибудь кто-нибудь осудит и посчитает незаконными, когда он закон и есть. Майор Томильчик не испугался, нет. Он не мог понять мотива сопротивления. Мертвых не вернуть. Мстя за них, ты ничем им не помогаешь, а только себе же добавляешь проблем, рискуя присоединиться к ним и пополнить пантеон трупов. Хотя, если подумать, с Анной Николая Михайловича палку перегнули. Кто ж знал, что ее муж окажется офицером спецназа! Нашла, как говорится, коса на камень. Да и не нужна была майору Томильчику и его подручным, ныне покойным, супруга спецназовца. Случайно все вышло. Проводилась плановая проверка. А она оказалась слишком бойкой на язык, подозрительно смелой, знала, что муж не даст в обиду, которого, на ее беду, не было дома. Что-то она такое сказанула, что Васю Демкина всего передернуло, он не сдержался и саданул ей меж глаз, а потом ногами попинал еще уже лежавшю. Халат на ней распахнулся, а под халатом – ничего, кроме тоненькой полоски трусиков. Ребята не выдержали маняще-зовущего вида женской обнажившейся плоти, решили попользоваться, будто с ума посходили. Ну так там и было от чего потерять голову! Сопротивлялась она, как разъяренная тигрица, чем вызывала новые приступы агрессии по отношению к себе. Барковскому так сжала мошонку, что он чуть ли не до потолка прыгал от боли, а Флору расцарапала лицо до неузнаваемости. Вася Демкин сломал ей нос прикладом, схватил за волосы и несколько раз ударил головой об пол. Анна притихла. Ее разложили на полу, привязали руки к ножкам дивана, по очереди попользовались. Майор Томильчик был последним, он даже не хотел, но тут его пронзила дикая боль в голени. Это девочка подоспела на помощь матери. Но майор Томильчик принял ее за собаку и шваркнул со всей дури о стену. Мозги с кровью разлетелись во все стороны. Тут эта шлюха пришла в себя, начала вырываться. Подручные с отупевшими взглядами застыли, как вкопанные. Ничего не оставалось, как кончать девку. Ее по-любому пришлось бы убрать: Вася Демкин увидел в спальне семейную фотку, где жертва, в обнимку с офицером спецназа, мило улыбалась. Она непременно рассказала бы о том, что с ней сотворили, тем более и ребенка завалили. Тот же Вася Демкин натянул на ее голову целлофановый пакет и стянул на шее скотчем. В квартире для вида устроили погром с целью ограбления и свалили без шума. А эта сука выжила! По крайней мере, дожила да прихода мужа. Назвала всех, кого запомнила. А вычислить и найти убийц профессионалу не составило особого труда, тем более никто и не прятался. Все служили в одном РОВД. Вася Демкин был вспорот, будто японский самурай, от пупка до ключиц. Барковского нашли мордой в унитазе, утопленного. Флор свисал с собственного балкона и болтался, точно сосиска, повешенный за ноги. Когда его сняли, он еще дышал и успел сообщить, кто над ним поиздевался. Однако понятно было и так, кто заделался мстителем, который вдруг внезапно пропал, хотя майор Томильчик ждал его к себе в гости. Значит, Анна майора Томильчика не назвала или не успела, или не узнала. Пришлось самому разыскивать. Майор Томильчик хотел опередить Николая Михайловича и первым нанести удар. Если Николай Михайлович не знал об участии майора Томильчика в убийстве его жены и ребенка, – не факт, что однажды это не вскроется. Жить на пороховой бочке майор Томильчик не имел никакого желания. А если знал, тем более действовать нужно было быстрее и найти первым его.