Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Я попрошу тебя еще об одной услуге, – сказала она связанному клятвой рыцарю. Приказывать ему очень не хотелось, но в эту минуту никого иного под рукой не нашлось. – Позаботься о том, чтоб этого человека похоронили, как подобает. Не допусти, чтоб тело его попало в руки Видара.

– Как прикажете, Ваше величество, – отчеканил он.

Что ж, более его верностью злоупотреблять не стоило. Подождав, пока он не уйдет, унося с собой тело Гипли, Луна с Лондонским мечом у пояса выскользнула из сокровищницы сквозь потайную дверь.

Постоялый двор «У ангела», Ислингтон, 31 января 1649 г.

Компания, собравшаяся у очага, была невелика и безрадостна. Леди Уэйр, ожидавшая наверху, даже не подозревала, что муж ее в эту минуту сидит в гостиной волшебного домика под землей. Обо всем необходимом уже переговорили, и теперь Луна, усталая, опустошенная, никак не могла свыкнуться с масштабами бедствия.

Карл мертв. Сама она низложена. Связи между тем и другим быть не должно: сии узы были разорваны еще при Елизавете. Однако казнь короля ранила Англию в самое сердце – глубже любых договоров с дивными. О возможных последствиях оставалось только гадать.

Гадать и искать путь вперед. Вот только разум словно бы оцепенел…

– Придут еще, придут, – предрекла Розамунда после мучительно долгого молчания. – Верные вам, так-то, а вовсе не…

Запнувшись, брауни сморгнула с глаз слезы по Бену Гипли и продолжала:

– Вот леди Амадея, например. Вы ведь сообразили прийти сюда, вот и они сообразят.

– И это только к худшему, – возразил Энтони. Голос его был хрипл от усталости пополам со сдерживаемой тоской. – Все знают: здесь можно укрыться. Вскоре и Видар додумается сюда заглянуть.

– Как заглянет, так мы его и спровадим…

Вновь обретя силы раскрыть рот, Луна покачала головой.

– Нет, Розамунда. На этот раз вашим притворным неведением не обойтись. Пусть даже Видар полагает вас вне придворной политики – он знает, что мои подданные пойдут к вам. Безопасность только в одном – чтоб он здесь никого не нашел.

Снова молчание. Казалось, даже треск пламени в очаге приутих.

– Спрятать-то мы вас сумеем, – комкая передник, заговорила Гертруда, – но вы ж не о том, верно?

Луна устремила взгляд в огонь. Лондонский меч покоился на ее коленях, напоминая о себе собственной тяжестью.

«Видар не должен им завладеть».

С самого бегства из Вестминстера все ее мысли были заняты материями сиюминутными: уйти от погони, сбежать из Видарова плена, сберечь Лондонский меч… Но вот время сиюминутного миновало; настал час взглянуть правде в лицо.

– Многим ли удалось уйти, – заговорила она, – кто бы из них ни сохранил мне верность, этого будет мало. Такими силами… такими силами Халцедоновый Чертог не отбить.

«Отбить…» Холодное, безучастное признание: дворец потерян.

У Гертруды перехватило дух. Покосившись на нее, Луна увидела, как Розамунда гладит руку сестры. Да, разумеется – что они могли бы сказать? В один злополучный день она проиграла войну на два фронта, оплошала во всем, с какой стороны ни взгляни, не смогла уберечь от беды никого – ни Карла, ни собственных подданных, ни даже своего Принца.

Противу собственной воли она подняла глаза и встретилась взглядом с Энтони. Казалось, на лице его проступает вся тяжесть, все напряжение не только сегодняшней ночи, но всех долгих лет, что к ней привели. Что оказалось не по силам ни войнам смертных, ни аресту Армией нового образца, с тем шутя справилось вторжение вражеских дивных, в один день выжившее Энтони из дому, да в придачу едва-едва его не погубившее.

Некогда Луна, не задумываясь, поручилась бы за его верность головой. Но сейчас…

«Если решил уйти, отговаривать его я не стану».

Энтони шумно перевел дух… и, на глазах стряхнув с плеч бремя усталости, взвалил на спину груз долга.

– Тогда нужно искать союзников.

Всю ночь напролет над лондонским берегом пылало зарево обманного рассвета. Колышущиеся пелены дыма затмили звезды, на время скрыли приближение истинной утренней зари. Но вот день засиял, расцвел во всем своем великолепии, над Преисподней внизу воздвигся ярко-лазоревый купол небес.

А на земле, близ Куинхита, люди суетятся, как муравьи, лихорадочно расчищают рыночную площадь, что примыкает к гавани с севера. За ночь рубежи обороны у Трех Журавлей пали, но теперь у людей вновь появилась надежда. Здесь, дабы оставить Пожар без пищи, не нужно растаскивать зданий; здесь им, возможно, удастся приостановить его наступление.

Но Дракон лишь хохочет, глядя на их старания. Теперь у него имеются дети, сотни тысяч сыновей и дочерей – огненных саламандр. Они взбираются по стенам, заползают под черепицу крыш, отыскивая под нею сухое, как порох, дерево, цепляются за покатые кровли. Они зарываются в погреба и подвалы, устраивая гнезда, ясли из углей, в коих плодятся и размножаются. Теперь лондонцы бьются не с одним зверем – со многими, гонимыми вперед одним и тем же стремлением. Имя им – легион.

Сейчас Пожар призывает детей своих в новое наступление. Пылающие снежинки пляшут, вьются, кружат в неослабном ветре. Многие гибнут, но вовсе не все, и вот в отдалении, в двух десятках домов вдоль Темз-стрит, куда Дракон пока не дотянулся, еще одно здание вздымает к небу указующий дымный перст.

Видя, что и куинхитский рубеж не устоял, люди в отчаянье плачут. Дракон триумфально ревет.

Халцедоновый Чертог, Лондон, десять часов поутру

Закутанная в плащ, раздобревшая от множества нижних юбок красной фланели под платьем, подобно всякой лондонской домохозяйке в зимнюю пору, Луна созвала ближайших помощников, дабы отдать им очередные распоряжения.

– В одном лишь отношении, – заговорила она, изо всех сил стараясь не лязгать зубами от холода, – этот Пожар может оказаться сущим благословением. Сквозь пекло не пройти никому, даже воинам Никневен.

«Луна и Солнце, от всей души на это надеюсь».

– Если Пожар продолжит распространяться – а он, следует полагать, продолжит, – то входы, охваченные огнем, не будет нужды охранять.

Изящное, миловидное лицо сэра Перегрина осунулось от усталости, потемнело, но во внутренней силе рыцарю было не отказать. Атаку Калех он переносил куда лучше, чем Луна могла ожидать, и все еще сохранял рассудок настолько, чтобы предвидеть кое-какие затруднения.