Вещий сон, или Интуиция - София Чайка

Дверь в кабинет тихо скрипнула, но Остап не обернулся, решив, что вернулся Родзинский. Он ошибся.

Хелена присела перед ним на отцовский стол и сложила руки на груди. Она смотрела на него взглядом побитой породистой собаки, а еще несправедливо обиженной. Остап чувствовал себя живодером и дичью одновременно. Неуютное чувство. Он надеялся, что ему удастся избежать еще одного неприятного разговора, которых за последнее время состоялось слишком много, но ему не повезло. Хелена преследовала его, как настоящая ищейка. Эта женщина не хотела ни понимать, ни принимать ничьих доводов, и, прежде всего, своего собственного рассудка. Казалось, она окончательно лишилась гордости, навязывая Остапу свое внимание.

Чтобы не нарваться на очередное обвинение в день отъезда, он молча ждал, когда Хелена соизволит начать разговор. В последнее время ему стоило большого труда сохранять нейтральное выражение лица. Вот и сейчас он усилием воли подавил нарастающее в душе раздражение. Если бы только она не было дочерью директора клиники...

- Остап, ты совершаешь большую ошибку.

Началось!

- Моя командировка согласована с администрацией и одобрена ею.

Хелена поджала губы.

- Ты прекрасно знаешь, что речь идет об этой маленькой интриганке. Она тебе не пара.

- Если ты о Яне, то не вижу смысла начинать разговор сначала. Я уже все сказал.

- Зато я - нет!

Остап мысленно попросил Господа дать ему терпение.

- Хелена, тебе не надоело унижаться? Ты же взрослая, умная, красивая женщина.

- Но я тебе не нравлюсь. Почему? Что со мной не так?

- С тобой все в полном порядке. Только...

- Только... Договаривай!

- Только для какого-то другого мужчины. Не для меня. Извини, если когда-то случайно, не умышленно, подарил надежду. Больше это не повторится.

- Мне не нужны твои извинения. Мне нужен ты.

- Не нужны извинения? Тем лучше. Если ты хорошенько подумаешь, то поймешь, что и я тебе не нужен. Мной нельзя помыкать и вертеть. Поверь, мое спокойствие и покладистость - только видимость. Мне нужна женщина, которая понимает меня и принимает таким, какой я есть. Ты же все время только и делаешь, что навязываешь собственное мнение.

- Нет, наоборот! Я вовсе не...

- Видишь, ты уже споришь.

- Но ссоры бывают в каждой семье.

- Но не постоянно. К тому же, чтобы пережить их безболезненно, нужны настоящие чувства.

- Я и чувствую! Ты даже не представляешь...

- И не хочу представлять. Понимаешь? Меня это не интересует. Совсем.

На лице Хелены появилась гримаса страдания, но Остап не стал ее утешать. Он сказал лишь то, что должен. Остап пытался избежать подобной злой откровенности, но женщина не оставила ему выхода.

Ответный взрыв последовал тотчас. Хелена вскочила со стола, обогнула его и уселась в рабочее кресло отца.

- Ты пожалеешь об этом. - Она наклонилась вперед и оскалила идеально ровные зубы в жуткой улыбке. Остапу захотелось отодвинуться, но он сдержался. - Думаешь, что незаменим? Учти, за тебя здесь никто не вступится. Никто!

- Что случилось?

Родзинский вошел так тихо, что вначале его никто не заметил. Услышав знакомый голос, Остап вздохнул с облегчением, надеясь, что теперь Хелена уймется. Продолжать тягостный разговор не имело смысла. Но женщина, видимо, считала иначе.

- Папа, Дорош оскорбил меня. Это недостойно звания врача. Во всяком случае, должности, которую он занимает.

Остап от неожиданности не нашел слов, чтобы парировать подобное обвинение.

Вот это напор! Интересно, как прореагирует на детские выходки Хелены ее отец. А ведь когда-то он считал ее умной и серьезной женщиной.

Удивленно приподняв брови, Джон обнял дочь за плечи и поцеловал ее в лоб.

- Уверен, ты неправильно его поняла, бэби. - Родзинский бросил на Дороша острый взгляд из-под очков. - Что произошло?

Остап пожал плечами.

- Папа, тебе недостаточно моих слов? Я же сказала: он меня оскорбил - намеренно и зло. Ты должен его уволить.

- Детка, боюсь, этого недостаточно для такого серьезного шага. Остап - на хорошем счету. Существуют какие-то конкретные факты?

- Он... - Хлена смахнула с лица вдруг появившиеся слезы. Ее всхлип выглядел вполне натурально. При других обстоятельствах он бы почувствовал себя подонком. - Остап посмеялся над моими чувствами.

Родзинский закатил глаза, а потом, словно опомнившись, бросил на него укоризненный взгляд. Дорош выдержал его с достоинством.

Джон неловко потрепал дочь по плечу.

- Ну-ну, не стоит так переживать. Давай перенесем разговор на более подходящее время. Остап вернется и тогда...

- Я хочу сейчас, как ты не понимаешь! Если он уедет...

- Хелена, - в голосе Родзинского прозвучали стальные нотки. Наконец-то! - Командировка организована. Твои желания в сложившейся ситуации не имеют решающего значения. Существует производственная необходимость и целесообразность, а еще выполнение взятых обещаний. Все остальное - второстепенно.

Хелена демонстративно фыркнула, а Джон кивнул Остапу.

- Езжайте. Билеты и папка с документами - у секретаря.

Остап поднялся и протянул руку Родзинскому. Тот деловито ответил на рукопожатие.

- До свидания! - не глядя на Хелену, бросил на прощание Дорош.

Выйдя за порог, он почувствовал неимоверное облегчение. Какими бы доводами не руководствовался Родзинский - возможно, в отличие от собственной дочери он вовсе не хотел видеть Остапа своим зятем, выбранная им позиция оказалась Дорошу на руку. Он надеялся, что Хелена переболеет им за время разлуки. В любом случае, Джон хорошенько подумает перед тем, как снова позволить ей преследовать его за границей.

Тамара закрыла за братом дверь и поплелась в гостиную. Она хотела проводить Остапа до самолета, но отец отказался ехать в аэропорт, поэтому и ей пришлось довольствоваться объятиями и братским поцелуем на пороге дома.

Отец стоял у окна, засунув руки в карманы домашних брюк, и наблюдал за тем, как сын садится в такси. На фоне окна его высокая, ссутулившаяся фигура выглядела особенно одинокой и потерянной.

Тамара вздохнула и подошла к отцу, встала рядом, прислонилась головой к мужскому плечу, все еще сильному и такому родному. Ссора между двумя самыми дорогими для нее людьми, которую она подслушала случайно, вернувшись домой за забытой тетрадью, стала для нее неожиданной и от этого еще более болезненной, а доводы отцы откровенно удивили. Тамаре хотелось помирить их до отъезда брата, но она не нашла необходимых аргументов. Тишина казалась оглушающей. Чтобы отвлечься от грустных мыслей и растормошить отца, Тамара решила сказать хоть что-то.