Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

Зеркало, меч и дерево – эти символы узнаваемы. Зеркало, в котором отражается богиня и которое выманивает ее из убежища, где она прячется, не желая показываться никому, символизирует мир, сферу отраженного образа. Божеству доставляет удовольствие видеть в нем свою собственную славу, и это удовольствие сопряжено с актом проявления себя и «творения». Меч символизирует молнию. Дерево – это Мировая Ось, символ исполнения желаний и плодородия; такое же дерево устанавливается в христианских домах во время зимнего солнцестояния, в период возрождения или возвращения солнца: радостный обычай, унаследованный от германского язычества, которое дало современному немецкому языку его женское имя Sonne. Танец Удзуме и шумный смех богов – это часть карнавала: после ухода верховного божества в мире началась неразбериха, и все радуются приближающемуся возрождению. А Великая сименава – веревка из соломы, которая была натянута за спиною богини, когда она снова явилась в мир – это символ милосердного чуда возвращения света. Эта сименава является одним из самых заметных, важных и безмолвно выразительных традиционных символов народной религии Японии. Она висит над входами в храмы, украшенная гирляндами вдоль улиц в праздник Нового года, она символизирует обновление мира на пороге возвращения. Если христианский крест – самый выразительный символ мифологического перехода в пучину смерти, то сименава является простейшим условным знаком воскрешения. Вдвоем они представляют таинственную границу между мирами – реальную, но невидимую нить.

Аматэрасу – это восточный двойник, сестра великой Инанны, верховной богини, о которой повествуют древние шумерские клинописные храмовые таблички и чья история о нисхождении в преисподнюю нам уже знакома. Инанна, Иштар, Астарта, Афродита, Венера – таковы имена, которые ей давали в разных западных культурах, сменявших друг друга, и она уже символизировала не солнце, а звезду, носящую ее имя, и луну, и небеса, и плодородную землю. В Египте она стала богиней Звезды Собаки, Сириуса, и ее ежегодное появление на небе оповещало о наступлении сезона разлива реки Нил, когда земля становится плодородной.

Как мы помним, Инанна спустилась с небес в преисподнюю, в страну своей сестры-противоположности, царицы Смерти Эрешкигал. Она оставила позади своего посланника Ниншубура с указаниями, как вызволить ее, если она не вернется. Она предстала нагою перед семью судьями; они обратили на нее свои взоры и она превратилась в труп, а труп – как мы помним – подвесили на столбе.

Это начало спасения богини, и в нем описан случай, когда героине уже хорошо известны законы мира, в который она вступает, и она заранее позаботилась о том, чтобы ее оттуда вызволили. Сперва Ниншубур отправился к богу Энлилю; но тот изрек, что Инанна, спустившись от великого высшего в великое низшее, должна подчиниться законам нижнего мира. Затем Ниншубур отправился к богу Нанна, но он изрек, что она сошла с великого высшего в великое низшее и что в нижнем мире должно подчиняться законам нижнего мира. Ниншубур отправился к богу Энки; и тот придумал план. Он создал два бесполых существа, вручил им «пищу жизни» и «воду жизни» и приказал отправиться в нижний мир и шестьдесят раз причастить этой пищей и водой подвешенное мертвое тело Инанны.

Ил. 49. Богиня восстает (мрамор). Италия/Греция, 460 г. до н. э.

В окружении этой жуткой толпы призраков бродила Инанна от города к городу по землям Шумера.[326]

Эти три примера из абсолютно разных культур – Ворон, Аматэрасу и Инанна – представляют собой достаточно яркий пример спасения героя извне. На последних стадиях приключения они демонстрируют, как герою постоянно помогает сверхъестественная могущественная сила, которая сопутствовала избранному на протяжении всего его испытания. Когда он не может надеяться на свое сознание, в силу вступает бессознательное, он возрождается и возвращается в мир, из которого пришел. Вместо того чтобы держаться за свое эго и спасать его, как в историях, повествующих о волшебном побеге, он со своим эго расстается, но оно, как величайший дар свыше, возвращается к нему.

Это подводит нас к последней кульминации героического круга, к тому моменту, для которого все удивительное странствие было лишь прелюдией – а именно, к парадоксальному и сложнейшему моменту преодоления порога героем, который возвращается из мира мистического в повседневный мир. Независимо от того, спасают ли его извне, следует ли он внутренним импульсам или идет вперед, деликатно направляемый божественной волей, ему еще предстоит вновь войти вместе со своей благословенной добычей в давно забытую среду, где люди, будучи частицами, считают себя целым. Ему еще предстоит предстать перед обществом со своим разрушительным для собственного эго и спасительным для жизни эликсиром и выдержать, отвечая на вопросы, диктуемые здравым смыслом, устоять перед непримиримым негодованием и тем, что добрые люди не в состоянии его понять.