Непобедимое солнце. Книга 1 - Виктор Пелевин

– А я смогу?

– Надеюсь на это. Чувства – твои новые слова.

– Но как можно говорить чувствами? Сказать можно что угодно, правду и неправду. А чувства… Какие они есть, такие уж есть. Разве можно менять их по своему выбору?

– Твое имя – Варий, – ответил Ганнис. – То есть «различный». Это знак, которым тебя отметили боги. Меняться – твоя судьба. Ты учился танцу тела и владеешь им неплохо, но теперь пора подняться на ступень выше.

Он подошел к двери и позвал кого-то из коридора.

Вошел флейтист из Вифинии. Он часто играл матери перед сном, оставаясь с ней наедине, но она не боялась кривотолков, потому что он был стар, хромоног и на редкость безобразен. Однако играл он превосходно и знал много варварских мелодий.

– Сыграй Вария, – сказал Ганнис.

Прозвучало это странно – но я догадался, что он просит флейтиста сыграть мелодию, похожую на меня. Тот заиграл что-то веселое, легкое, и довольно незамысловатое.

– Я не прошу тебя станцевать себя самого, – сказал Ганнис. – Ты и так делаешь это каждый раз, когда пускаешься в пляс. Но вот задача сложнее…

Он повернулся к флейтисту.

– Сыграй себя.

Флейтист улыбнулся, подумал немного – и заиграл что-то тихое и заунывное: такую тоскливую мелодию, что она напоминала скрип тележного колеса. Действительно, это было похоже на него самого – я прямо почувствовал, как болят сырым утром его старые кости…

– Ты можешь станцевать этого старика, Варий?

Мне показалось сперва, что задача проста. Я прошелся по комнате, подволакивая ногу и вообще двигаясь так, словно мне больно ходить. Флейтист перемещался именно таким образом. Моя пантомима была очень точной, но Ганнис недовольно покачал головой.

– Ты танцуешь не его. Ты танцуешь себя, изображающего старика. А тебе надо станцевать старика.

Я попробовал еще раз, хромая сильнее – и морщась, как это делал старый раб.

– Нет, – сказал Ганнис. – Совсем не то. Твой танец полон сил и радости – и показывает лишь то, как молодость презирает старость. Ты изображаешь его снаружи. Попробуй увидеть его изнутри. Убери себя из танца. Позволь танцевать музыке…

Я понял его. Каково быть старым человеком, который настолько безобразен, что женщины высокого рода не боятся дурных слухов, всю ночь оставаясь с ним наедине? Я не мог этого представить, но я слышал звук флейты. Я неуверенно двинулся вперед…

– Не думай ни о чем, – сказал Ганнис. – Танцуй… Вот, вот. Уже похоже. Хорошо. Просто отлично!

Я ни о чем не думал, действительно. Я вдруг сделался так же стар и несчастен, как мелодия, царапавшая мой слух. Мне не нужно было ничего изображать – все совершала музыка, проходя через мои уши и двигая руками и ногами… Даже мое лицо искривилось таким образом, словно я зажал в морщинах вокруг глаз несколько мух и теперь боялся их выпустить…

Флейтист перестал играть. Мне показалось, что в его глазах мелькнула ненависть.

Ганнис засмеялся и похлопал музыканта по спине.

– Довольно, удались.

Когда старик вышел, Ганнис сказал:

– У тебя получилось. Но танцевать другого человека не так уж сложно. Гораздо сложнее станцевать реку или гору. Или облако.

– Надо, чтобы кто-нибудь их сыграл, – ответил я.

– Вот в этом и проблема. Музыканты в своем большинстве не способны на подобное. Тебе придется самому находить требуемые повороты и трещины в обычной музыке для танца. И это, наверно, сложнее всего…

Он так и сказал – «повороты и трещины». Слово «повороты» я еще мог понять – это, допустим, были меняющиеся направления мелодии: музыка ведь всегда куда-то идет, или даже скачет. Но какие в ней трещины?

Я спросил Ганниса.

– Это мог бы объяснить Юлий Бассиан, – ответил он. – Так выражался он. А мне, если повезет, расскажешь ты.

– Научусь видеть в музыке трещины, – сказал я, – а потом туда попадет нога, сломается, и буду всю жизнь хромать. Говорят, мой прадед хромал.

– Он знал древнее искусство, идущее от царей Египта. Танец Солнечного бога…

Я с детства слышал, как о волшебном танце Юлия спорили взрослые – и, хоть я понимал почти все слова и даже узнавал некоторые софистические приемы (меня ведь учили лучшие риторы и философы), суть этих споров была мне не слишком ясна.

Про моего прадеда-жреца говорили, что именно он стоял за возвышением нашей семьи – поскольку и был провидцем, предсказавшим дочери Юлии брак с будущим царем. Смысл предсказания заключался в том, что царем жениха сделает именно женитьба.

Вслед за прадедом пророчество повторили еще несколько известных прорицателей. Прорицатели не лгали и не участвовали в сговоре. Они и правда стали видеть в будущем то же, что Юлий Бассиан – после того как это увидел он.

Но была одна деталь, полностью менявшая всю историю. Посвященные в культ Солнца в Эмесе говорили по секрету, что Юлий не просто предсказал это событие, а станцевал его – хотя каким образом можно было облечь столь сложную идею в движения тела, я не понимал даже после упражнений с Ганнисом.

Мне представлялось, что танец должен изобразить царя, затем замужество. Подобное поддавалось мимическому искусству. Но еще ведь следовало показать, что царская доля жениха свалилась на него не просто так, а стала следствием мудро заключенного брачного союза… И вот это на мой взгляд было совершенно не выразимо без слов.

Впрочем, еще живы были два старых раба, мальчишками видевшие этот танец Юлия Бассиана. Я расспрашивал их несколько раз. Они говорили, что танец длился недолго и был не слишком-то выразителен. Юлий ходил пластической походкой перед Камнем Солнца и простирал руки вверх – то хохоча, то плача.

Я попросил показать, как именно он простирал руки. Тогда один из рабов изобразил странное движение – словно бы снял со своих плеч голову и протянул ее небу, как сделанную из черепа чашу.

– Вот так много раз, – сказал он. – Мне, я помню, подумалось, что он хочет себе другую голову и просит об этом бога горы.

Раб говорил по-гречески очень плохо, но все равно пытался перевести имя Элагабала на чужой язык. Я не стал его наказывать: если богу обидно, пусть заступится за себя сам.

Была еще одна история, которую этот раб рассказывал по секрету, если его угощали вином или давали пару монет.

Юлий Бассиан станцевал смерть Коммода, бывшего в его дни императором в Риме.

Этот танец был другим – Юлий что-то пел и приплясывал на месте, иногда переходя на высокие прыжки вверх (раб показывал как). Одновременно он делал мелкие и не слишком красивые движения руками возле груди – словно поправляя шейный платок.

А вскоре после этого танца с запада пришли вести, что гладиатор, тренировавший императора в цирковой борьбе (и, как добавляли, состоявший с ним в гораздо более тесной связи, чем гимнастическая), задушил его во время упражнений.