Крылья любви - Барбара Мецгер

В экипажах разместились люди разных сословий – и разодетая знать, и люди попроще; некоторые утирали слезы, некоторые казались ошеломленными внезапной переменой своего материального положения к лучшему, а очень приметная из-за своих золотисто-рыжих волос женщина в дорогом траурном платье с черными кружевами то и дело хмурила брови… особенно в те минуты, когда одинокий неулыбчивый всадник оказывался поблизости от нее.

Служба в церкви была достойной, торжественной и недолгой. Службу совершал епископ, он неоднократно справлялся со списком, который держал в руке, и несколько раз обращался к лорду Ардету по поводу данного последим обещания оплатить новую крышу для церкви.

Похороны заняли гораздо больше времени. Не хватало могильщиков, да и откуда их было взять в такой короткий срок? На помощь в буквальном смысле слова пришли некоторые из участников похоронной процессии: они копали землю в то время, как в церкви звучали гимн за гимном. Погребение цветочницы совершалось с тем же благоговением, как и погребение викария, сапожного мастера и сестры солдата – к вящему удивлению и восторгу ее друзей, которые проливали столь же обильные слезы, как и родственники прочих усопших.

Ардет был доволен. Джини не могла сказать того же о себе. Она, разумеется, была рада, что спешно подготовленные планы осуществились без особых помех и вроде бы никто не чувствовал себя лишним, что люди знатного происхождения и уличные торговцы с одинаковым воодушевлением пели псалмы. Радовалась, она и тому, что люди эти облегчили тяжесть потери тем, кто переживал истинное горе.

Джини была довольна, что на похороны приехали ее сестра с мужем. Главным образом потому, что их присутствие означало: Питер чувствует себя хорошо, его можно оставлять дома на попечении няни. А Лоррейн явно изменилась к лучшему: стала менее эгоистичной и, кажется, обрела чувство долга по отношению к окружающим. Джини заметила и то, что Лоррейн прилагает все усилия, чтобы удерживать Роджера подальше от Дейзи.

Трапеза после похорон скорее походила на деревенскую ярмарку, нежели поминки. Ардет отправил в ближайшую маленькую гостиницу, которая не могла самостоятельно справиться с таким наплывом гостей, многочисленные корзины с готовой едой и поставщиков провизии. Все были обслужены – и те, кто оказался в помещении, и те, кто остался на свежем воздухе, местные жители и лондонцы, оплакивающие умерших, и любители угоститься за чужой счет по любому поводу.

Ардет был хозяином стола, владетельным лордом и Санта-Клаусом в одном лице. Он выражал соболезнования; он давал советы; он раздавал монеты. Подолгу беседовал почти с каждым мужчиной и с каждой женщиной, избегая Джини, как ей самой показалось. Даже детям уделил частицу своего внимания – показал им несколько фокусов при участии Олива.

Мисс Хэдли и Джеймс Винросс, в свою очередь, заботились о том, чтобы каждый был ублаготворен, а также о том, чтобы все экипажи, повозки и тележки были освобождены от продовольствия и чтобы в них поместились утомленные участники поминок. Все они разъехались еще до наступления темноты. Несколько экипажей направилось в лондонские доки, а две кареты – в Ардсли-Кип, не дожидаясь того дня, когда туда соберутся уехать из города лорд и леди Ардет. Джини показалось, что при расставании было пролито больше слез, чем на похоронах. Ее чувства были разнородными: она и радовалась тому, что ее новые друзья начнут новую жизнь, и печалилась от того, что столько людей умерло.

Джини, разумеется, знала и до этого, но сегодня увидела с особенной ясностью, насколько богат ее муж – и насколько ненормален, чтобы не сказать больше. Однако, будучи настоящей леди, она не могла себе позволить устраивать сцены, особенно на глазах у столь пестрой толпы. Она видела, что Лоррейн, которая чувствовала себя не слишком уютно в среде городской черни, тем не менее держалась с полным самообладанием и была вежлива со всеми. Мисс Хэдли не проявляла признаков нервозности ни при каких обстоятельствах, хотя здесь ей пришлось немало потрудиться, чтобы удерживать дочерей викария подальше от местных фермеров. Джини заметила, с какой ласковой заботливостью относилась вдова сапожного мастера к осиротевшим детям, хоть и сама потеряла спутника жизни. Даже мисс Калвертон, не без труда заталкивая кошек в их клетки, сохраняла полную выдержку.

Джини считала себя обязанной вести себя соответственно. Она покажет своему супругу, что при всей поспешности их необычного брака он женился на достойной его особе, преданной ему и стойкой.

Она улыбалась, когда это было возможно, или сохраняла серьезное выражение лица при иных обстоятельствах, утешала и поддерживала тех, кто в этом нуждался, раздала несколько монет из собственного кошелька. Она была графиней, по ней равнялись, на нее смотрели с любопытством. Джини держалась уверенно, несмотря на сумбур в голове, спазмы в желудке и раздражение в глубине души. Если она в состоянии устраивать жизнь других людей, значит, в состоянии устроить и свою собственную. И жизнь своего мужа.

Она с нетерпением ждала, когда они вернутся домой.

Мисс Хэдли, невероятно усталая, рано удалилась на покой. Джеймс остался в гостинице на пристани с теми, кто должен был отплыть на корабле рано утром. Джини разрешила Мари удалиться к ней в комнату – или в обиталище Кэмпбелла над конюшней, – в награду за ее сегодняшние труды.

Джини постучалась в дверь библиотеки и вошла. Она не хотела дожидаться, пока он придумает какую-нибудь отговорку, чтобы отделаться от нее. Если кого-то надо спасать, кто-то получил увечье и тому подобное, это подождет до завтра. Сейчас ее, Джини, черед.

Она не распустила волосы. Не надела на себя прозрачную ночную сорочку с низким вырезом. Она пришла не за тем, чтобы соблазнить мужчину. Одному Богу известно, возможно ли это вообще. А дьяволу ведомо, что она безуспешно пыталась это сделать. Она пришла, чтобы высказать несколько, по ее мнению, разумных замечаний.

– Не надо, – заговорила Джини, направляясь через всю комнату к кожаному креслу, в котором до ее появления, потягивая бренди, сидел Ардет.

Он встал, когда она вошла, и поставил стакан прямо на пол. Олив тотчас принялся пить из этого стакана, похоже, празднуя отбытие кошек.

– Не надо, – повторила Джини четким, холодным голосом. – Больше так никогда не делайте.

Олив вылетел из комнаты.

Ардет прикинулся непонимающим.

– Хочу надеяться, что больше нам не придется принимать в доме проститутку и целую стайку цветочниц.

Джини скрестила руки на груди и уперлась в Ардета пылающим взглядом.

– Хотите выпить? – предложил он. – Тут где-то есть чистый стакан.

– Я говорю о прошлой ночи. О вашем равнодушии ко мне.

На секунду Ардет утратил вид полной уверенности в себе, убежденности, что ему все наилучшим образом известно, что он хозяин положения.

– Я… м-м… я был очень утомлен.

– Ни один мужчина не бывает настолько утомленным, пока он жив.

Эти слова настолько ошеломили Ардета, что он утратил дар речи.