Моя идеальная - Настя Мирная

Я хочу оттолкнуть его. Хочу вырваться. Хочу наорать. Хочу спросить, какого хрена он это делает. Но вместо всего этого цепляюсь пальцами в его толстовку и сжимаю зубы, чтобы не выпустить наружу вместе со слезами, которые бесконтрольно стекают к подбородку, поток отчаяния.

— Отпусти, Настя. — хрипло шепчет Тоха. — Тебе надо выплакаться. Хватит держать всё в себе. Ты была молодцом. Не думал, что увижу тебя в роли терминатора. — коротко хмыкает. — Ты одна, кто не застыл и не растерялся. Ты держалась за всех нас, тогда как была единственной, кто имел право на эту слабость. Плачь, Северова. Плачь.

Северова…

И я не просто плачу. Я рыдаю, захлёбываюсь, ору, проклинаю судьбу и весь это чёртов мир. Луплю кулаками крепкое тело парня. Он ничего не возражает, продолжая просто обнимать. Когда силы на крики и стенания иссякают, беззвучно плачу.

— Молодец, Настя. Умница. — отзывается сиплым голосом. — Полегчало?

Опускаю вниз голову в знак согласия. Даю себе ещё немного времени и отстраняюсь.

— Пойдём?

Арипов кивает, и мы возвращаемся в приёмный покой. Вика замечает моё мокрое от слёз лицо и пропитанную ими же и измазанную тушью толстовку своего парня, но ничего не говорит. Без слов закидывает руки мне на плечи и гладит по голове. Отталкиваю подругу и опираюсь на стену, сползая по ней.

Когда ты и так на грани срыва, но стараешься держаться, чужая жалость и попытки успокоить только подталкивают тебя к краю, а мне больше нельзя падать. Вместе с криками и рыданиями ушло странное оцепенение, и даже дышать стало немного легче. В голове начало медленно проясняться.

Заболоцкая занимает единственное место на лавочке. Арипов падает на пол, опираясь на противоположную стену. Время тянется бесконечно, но никто из нас не нарушает напряжённого молчания, потому что разводить панику и строить предположения лишь усугубит нашу тревогу.

— Кто с Северовым? — громко спрашивает вошедший в вестибюль доктор.

Оказываюсь около него раньше, чем остальные успевают подняться.

— Что с ним? — пищу дрожащим тоном.

— Операция прошла успешно. Всё оказалось не так страшно, как мы думали. Травма не открытая, только трещина в черепе. Сотрясение средней тяжести и ушиб лёгкого. Всё это не является смертельным, но мы оставим его на несколько дней в больнице, чтобы понаблюдать.

— И чем это чревато? — спрашивает Тоха, в то время как я ни слова не могу из себя выдавить от накрывшего меня облегчения.

Всё хорошо. Спасибо, Боже. С ним всё хорошо.

С трудом улавливаю ответ мужчины.

— Головокружения, тошнота, головные боли. Возможна забывчивость и спутанность сознания. Но всё это мы проверим, только когда он полностью отойдёт от наркоза.

— Можно к нему? — задаю вопрос с мольбой в голосе и смотрю на доктора таким жалостливым взглядом, что он сначала делает попытку отказать, а потом всё же сдаётся.

— Только один человек и всего на минуту. — отрезает строгими интонациями.

Поворачиваюсь и умоляюще смотрю на ребят.

— Иди, Северова. Передай, что как только он выйдет отсюда, то я ему сам ебучку расквашу.

Подмечаю хмурый взгляд врача на замечание Арипова и иду следом за мужчиной. Он останавливается у двери и берётся за ручку.

— Можно я сама?

Кивок и он уходит, напомнив при этом:

— Минута.

Не давая себе времени на страхи и сомнения, толкаю дверь и замираю. Артём лежит на койке с капельницей в руке. Голова перебинтована. Кожа и губы бледные, хотя и не настолько, как раньше.

— Тёма… — быстрыми шагами пересекаю пространство и падаю на колени возле кровати. Ловлю холодную руку. — Тёмочка…

Слёзы снова стекают по щекам, хотя я была уверена, что их просто не осталось. Так критически больно видеть его в таком состоянии. Ресницы Северова начинают трепетать, и он открывает глаза.

— Любимый.

— Кто… ты..?

Глава 21

Не страшно упасть. Страшно больше не подняться

— Не смешно, Северов. — отбиваю с иронией, хотя она не скрывает дрожащего от страха голоса.

Парень хмурится, изучая моё лицо так, словно впервые видит, а я… Я умираю. Снова. Когда уже настанет финал, и я перестану возвращаться только для того, чтобы снова сдохнуть и провалиться в Ад?

— Ты… ангел? — вылетает из его губ.

Не могу пошевелиться. Не могу ничего из себя выдавить. Не могу сделать вдох. Не могу даже моргнуть. За рёбрами такая тишина, что я начинаю ощущать себя пластмассовой куклой, у которой внутри только пустота.

Цепляюсь пальцами в его запястье. Взглядом в глаза. Я знаю, как они горят, когда он смотрит на меня. Знаю каждую эмоцию на его лице и в глубине зрачков. Знаю, как бьётся его сердце. Знаю, как откликается душа. Но сейчас этого ничего нет. Только полное непонимание. Он действительно не узнаёт меня.

— Ты знаешь, кто ты? — срываю глухим шёпотом.

Тёма медленно кивает, не отрывая от меня бирюзовых глаз.

— Артём Северов. — кашляет и переводит дыхание. — Студент полицейской… академии. — каждое слово даётся ему с трудом, но без сомнений. — А ты..? Ты ангел?

— Нет, Тём, не ангел. — шелещу севшим голосом.

— Не называй…так. — хмурится он, сводя брови к переносице, и тут же морщится от боли. — Падший…ангел…

"Не называй так…"

Он правда не помнит. Почему? Боги, ну почему? Неужели на нашем пути было мало испытаний? Зачем ещё и это? Сколько можно пинать меня под дых? Там и так уже не осталось живого места. Так же, как и на израненном сердце. Так же, как и на искорёженной рубцами душе. Внутри только пыль и кровь. За что этот мир подбрасывает всё новые испытания? Сколько я ещё так выдержу?

— Ангел. — зовёт Артём.

Промаргиваюсь несколько раз, возвращая чёткость размазанному зрению. Я должна бороться. Я обязана справиться с этим.

"Я буду бороться за нас двоих, если у тебя не останется сил".

Видимо, этот бой мне придётся вести в одиночку, пока любимый не будет готов встать рядом. Нельзя сдаваться. Нельзя падать. Но так как я уже стою на коленях, то я просто обязана подняться.

Выжимаю из себя ту самую, как называет Тёма, мозговъебательную улыбку с ямочками и говорю:

— Настя. Моё имя — Настя.

— Нас-тя. — растягивает по слогам, словно пробует на вкус. Впервые. — Тебе больше…идёт… Ангел.

Знаете, что значит моё имя? Анастасия означает — воскресшая. Поэтому дедушка и подарил мне кулон с Фениксом. Эта мифическая птица всегда сгорает в огне, а потом восстаёт из собственного пепла. Думаете, это — дар? Нет! Это — проклятие. Иногда хочется, чтобы всё просто закончилось, потому что не остаётся ни сил, ни желания продолжать существование, но грёбанная вселенная