Летун - Олег Быстров

– В силе, если задаток принёс. – Прохор продолжал своё занятие.

– Наше слово верное, – ухмыльнулся старший и кивнул Фролу.

Тот вытащил из сумки топор, отделил топорище, оказавшееся полым внутри, и высыпал на стол камни – алмазы. Прохор взял камень заскорузлыми пальцами, поднёс к огоньку свечи, прищурился.

– Не сомневайся, обходчик, – ухмыльнулся Иван. – Из Сибири камешки. Качество первостатейное.

– Я и не сомневаюсь, – спокойно ответил Прохор. – Слушай сюда: я вам в Куличах две избы купил. Справные, сам бы жил. Место тихое, рядом Ипуть протекает, а там и Белая Русь рядышком. В Куличах всего десяток дворов, меня селяне знают, а я им сказал – родня, мол, приезжает, погорельцы. Познакомлю с Николаем Щербатым, тот при случае поможет, с урядником договорится. Живите пока, после видно будет. А когда остальное?

– Будут, – ощерился Иван, – будут камни. Много. И тебе хватит, и нам. Хозяин их сам привезёт, скоро уже. Ты мне другое скажи, принять-то их сможешь? Хозяин сказал, мы в Куличах твоих долго рассиживаться не собираемся. Так, отдохнём чуток, жирок нагуляем, и айда – в Гомель, а может в Харьков. Или в Ростов, Хозяин знает – куда. Он же голова, за ним не пропадёшь! Ты-то как, не подкачаешь?

Прохор Завалов действительно числился на станции обходчиком. Но мало кто знал, что помимо этой скромной должности, косматый мужик, заросший до глаз бородой, и ходивший зимой и летом в замасленной телогрейке и стоптанных сапогах, ворочал огромными деньжищами, обеспечивая связь между криминальным миром Ярославля, Рязани, и даже Москвы с подпольными ювелирами Гомеля и Минска. Именно благодаря ему транзитные поезда перевозили ворованные драгоценности, и в помощи обходчика нуждались очень серьёзные люди.

Поэтому трёп залётного владимирского бандита Прохор пропускал мимо ушей. Другое дело – его Хозяин, Фёдор Матвеич. Тот птица высокого полёта, сразу видно. В начале августа Прохору пришлось съездить во Владимир. Договорился с начальником станции, дескать, тётка болеет, помочь надо. На самом деле выгорала сделка по сибирским алмазам, ворованным на приисках. Ехал к одному человеку, хорошо знакомому по прежним делам, а на встречу явился совсем другой. Невысокого росточка, с незапоминающимся лицом. К его немалому удивлению, в форме железнодорожника. И с холодным взглядом отпетого душегуба. Прохор только глянул в эти глаза, сразу понял – этому дяде человека жизни лишить легче, чем ему крицу на обед зарезать. Ничего больше он о Хозяине не запомнил – только синюю форму и глаза.

– Будешь теперь камни от меня получать, – сказал «железнодорожник». Негромко вроде сказал, но сразу стало ясно – так и будет. С тех пор дважды передавали от Хозяина большие партии алмазов, деньги оседали в банках, но об этом Прохор мог только догадываться. Зато свой процент он получал звонкой монетой и тугими пачками ассигнаций.

Теперь вот прибыли гонцы. Об их появлении Хозяин сообщил заранее через верного проводника поезда Кострома-Минск. Сообщил также, что собирается менять место жительства, и нужна берлога – отсидеться. Попросил помочь, обещал щедрую оплату и хороший задаток. Слово своё сдержал, значит, и он выполнит свою часть договора.

– Завтра утречком выезжаем, – сказал Прохор, разливая водку. – Я на станции лошадь возьму, телега тоже есть. Оглядитесь на месте, посмотрите жильё, с людьми познакомлю. Там чужаков тоже не любят, а вот своим завсегда помогут.

Выпили. Фрол захрустел огурцом, Савва накинулся на картошку, а Иван закурил вторую самокрутку.

Утром следующего дня, когда трое пришлых и Прохор Завалов отправлялись по лесным дорогам Брянщины в богом забытые Куличи, Сосновцев с Селивёрстовым проснулись в управлении, в ставшей уже родной гостевой комнате. Ни одного командированного полицейского они так и не увидели, зато хорошо выспались. На том, чтобы друзья ночевали в участке, настоял Постышев.

– Главарь скрылся, о том, что бумаги вы отдали, Андрей Павлович, он не знает. Мало ли, что придёт головорезу в голову? И Никодим Митрофанович – вы ж постоянно вместе! Нет, господа, пока дело не окончено, оставайтесь тут. С Амвросием Потаповичем, господином приставом, я поговорю. Думаю, он будет не против. Мне так спокойнее будет. Так что, отдыхайте, ужин вам принесут из трактира. А я, с вашего позволения, пойду писать отчёты. Да-с, главная наша работа – писанина, а главное оружие – писчее перо.

Однако наутро никто ограничивать свободу друзей не собирался. Чихов занимался своими делами, новый унтер-офицер, присланный из полицейского управления вместо Пришвина, принимал дела. Постышева не было видно, и «постояльцы нумеров» отправились завтракать. Плотно перекусив в трактире, они внезапно ощутили некую пустоту вокруг себя. Несколько дней события следовали друг за другом плотной чередой, не давая порой дух перевести. Им грозила смертельная опасность, приходилось бросаться в погоню за злоумышленниками или удирать самим. И всё ради высокой цели, а теперь – вроде как стали никому не нужны.

Селивёрстов заказал ликёр, принялся раскуривать свою любимую сигару. Сосновцев задумался: когда Постышев передаст его в Коллегию? Произойти это должно непременно, предстоит ещё объяснение по поводу знаний, принесённых из будущего. Как там всё повернётся, что решат эксперты? И очень хотелось повидать Натали. Вспомнилось, как стояла она на пирсе, когда Андрей готовился взлететь с помощью Русланова и его «Иоланты». Как смотрела, и взгляд этот придавал сил…

– Сударь, вам велели передать, – вывел Сосновцева из задумчивости голос полового. Детинушка с перекинутым через руку полотенцем подавал сложенную вдвое записку.

– Кто? – удивился Андрей.

– На словах передавать ничего не велели-с, – поклонился половой. – Господин в пальто, не посетитель. Кликнули, указали, кому передать, и вышли вон.

– Странно, – приподнял бровь Селивёрстов. – Однако не томите, Андрей Павлович, посмотрите уж скорее, что там?

Сосновцев развернул листок. На нем ровным почерком было написано несколько строк: «Если тебе дорога та, которая живёт в доме у реки, спустись по Стрелецкой улице до часовни. Приходи один, или разговора не будет». И всё, но и этого было много. Натали! Неужели ей угрожает опасность?! Недаром, видно, только что вспоминал девушку, тут и со стороны напомнили – но в каком смысле?

– Геноссе, я на минутку… – пробормотал Андрей вскакивая. – Посидите, покурите сигару, я быстро вернусь…

И боком выбравшись из-за стола под недоумевающим взглядом друга, бросился на выход. Трактир располагался на Стрелецкой, неподалёку от полицейской части, а ниже, почти на берегу Боровка, действительно стояла старая часовня. Служили там ещё службы, или православный народ предпочитал ходить в церкви, коих во Владимире было великое множество, Андрей не знал. Но вид часовня имела запущенный и заброшенный.

Сосновцев, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег, добрался до скромного теремка без окон и с покосившейся дверью. С обеих сторон улицы высились глухие заборы, и ни единого прохожего на тротуарах. Он обошёл часовню вокруг – ни души. Подошёл и толкнул дверь. Та неожиданно легко, без скрипа отворилась. Внутри царил густой сумрак, свет едва пробивался откуда-то сверху. На миг Андрей застыл на пороге – слишком уж всё это напоминало элементарную ловушку, – но вспомнил о Натали и решительно шагнул внутрь.