Круг Матарезе - Роберт Ладлэм

На первый взгляд слова эти были лишены смысла, так как Талейников не мог связать их с возникшей ситуацией. И все же они прозвучали как заклинание, как фраза из молитвы, пароль или клятва. "Во имя нашего круга!", а может, "За наш круг!" или "Ради для нашего круга!" - попробовал перевести Василий. Он собрал вещи и выбрался из гостиницы, как только незнакомец скрылся. Василий направился по разбитой грязной дороге, что уводила от Порто-Веккьо вверх к холмам. Когда он забрался на вершину холма и глянул вниз, он заметил огонек сигареты. Значит, кто-то пошел за ним. Стоило выждать и убедиться.

Если Скофилд появился, то он должен воспользоваться этой же дорогой. Сегодня истекали четвертые сутки, а ведь американец признал, что ему тоже остается лишь Корсика, куда он доберется на третий или четвертый день.

Василий ждал его появления ночью, утром, а затем и до трех часов дня. Дольше рисковать он не мог. У подножия холма, заблокировав дорогу и тропы подъема, собрались преследователи. Они найдут и убьют его.

Разбившись на поисковые группы, преследователи начали восхождение. Они неумолимо приближались, сужая круг поиска, отсекая и блокируя все возможные ответвления троп. Ждать Скофилда становилось бессмысленным. Ведь у Василия не было даже уверенности, что Беовулф сумел избежать сетей, расставленных ему в его собственной стране, тем более представлялось невероятным, что Скофилд все же доберется до Корсики. Василий томился ожиданием, изнывая от палящего солнца, и ломал голову, как поступить. В три часа он решил действовать, чтобы к ночи ввести преследователей в заблуждение. Предстояло создать видимость своего присутствия одновременно в нескольких местах: там срубить ветку, там обрушить кладку камней, где-то в кустах примять телом траву, где-то оставить кострище, а затем мелькнуть во весь рост на какой-нибудь площадке, но в стороне от якобы пройденной тропы. Он метался и возникал то тут, то там, словно Фигаро, успевая наделать следов и обеспечить эффект присутствия в самых разных направлениях. Он спешил, а потому устал и выбился из сил, перебегая с места на место.

Сначала он пробрался сквозь гущу деревьев по тропе, что вела назад к Порто-Веккьо, и на обочине справа поджег кучу сухих листьев; они дымили, издавая горький запах. Затем вернулся в лесок, собрал сухие ветки, уложил их в углубление и выстрелил из своего "бурана". Ветки и сучья занялись ярким пламенем треща и ломаясь с резким звуком, словно рвались петарды.

Василий перебежал дорогу, по которой забрался на вершину холма, и, чуть спустившись, но уже по северному склону, разжег еще один костер, подпалив орешину, которая вспыхнула, как облитая бензином, и заразила пламенем ближние кустарники. Рванув назад, Василий забежал на противоположный склон холма и поджег там трухлявое дерево. В течение получаса ему удалось запалить огонь в четырех местах, а затем вернуться на юго-западное плечо холма и взобраться повыше, откуда он заметил тропу, сбегавшую к гостинице, - он даже увидел окно, через которое удрал ночью. Он разглядел и своих преследователей, собравшихся опять внизу с охотничьими ружьями, один был с обрезом. Похоже, они в замешательстве решают, как поступить: лезть ли снова наверх, - но в каком направлении? - или послать за подкреплением и прочесывать все склоны холма, подбираясь к вершине многочисленными группами?

Охота вот-вот начнется, а я - как затравленная лисица, подумал Василий. Подпущу одного к укрытию, если, конечно, он дойдет один, и схвачу его, предварительно заманив в гущу деревьев.

С наступлением темноты он спустился пониже и на миг укрылся среди лиственниц, стараясь передохнуть и оглядеться. Он надеялся дождаться одного из преследователей, того самого, что сигналил светом ручного фонаря снизу, а затем полез на холм. Талейников сломал несколько больших веток, надеясь, что если корсиканец осветит лучом стволы лиственниц, то непременно заметит места свежих сломов, белеющие в темноте. Затем он отступил поглубже и спрятался за ствол большого дерева. Корсиканец приблизился и опять зажег фонарь. Луч шарил по стволам, нырял в просветы между деревьями, натыкался на сломанные ветки и словно звал преследователя за собой в чащу. Тот ступил вперед и не успел вскрикнуть, как фонарь и ружье были выбиты у него из рук, а Талейников ударом ноги повалил врага на землю и принялся душить, одновременно шепча ему на ухо по-итальянски:

- Тебе придется провести часок в моем обществе! Через некоторое время ты расскажешь мне все, что я хочу знать, или навсегда перестанешь говорить. Для этого я воспользуюсь твоим собственным ножом. А теперь поднимайся и пошли. Если ты издашь хоть звук, ты умрешь! Твоя рожа будет так исполосована, что никто тебя не узнает.

Обхватив корсиканца за шею, Василий рывком поднял его.

Внезапно раздался хруст ветки, и он увидел ногу, наступившую на сухой сук. Василий поднял глаза, и у него перехватило дыхание.

Прямо перед ним между двумя стволами стоял человек, который забрался прошлой ночью к нему в гостиницу. Но сейчас оба дула обреза были направлены прямо в лицо Василию.

Странная мысль проскочила у него в голове: оказывается, не все профессионалы получают подготовку в Москве или Вашингтоне. Василий глянул сквозь деревья вниз. Метание огней у подножия холма прекратилось. Но одно пятнышко света прыгнуло вверх, облив молодую упругую ветвь одного из деревьев, и побежало дальше, словно самостоятельно устремляясь по склону холма к вершине.

- Вы были куда умнее прошлой ночью, синьор. Но здесь вам негде укрыться.

- Матарезе! - выкрикнул Василий что было мочи. - Перро ностро чиркуло! - С этими словами он метнулся влево и пригнулся. Корсиканец выстрелил дуплетом. Эхо покатилось по холмам.

Скофилд спрыгнул в воду и добрался до берега не вплавь, а пешком. Берег был не слишком пологий, взморье представляло собой груды каменных глыб и валунов. Там, где он подобрался к берегу, неровные камни были уложены в три яруса, образуя подобие пирса. С пирса схода на берег тоже не было, и он опять погрузился в воду, приподняв левой рукой свой портфель-чемоданчик, а в правой держа прорезиненный мешок с одеждой.

Выйдя из воды, он пригнувшись помчался по песчаному пляжу к виноградникам и дальше в заросли кустарника, достаточно высокие, чтобы можно было укрыться в них стоя во весь рост. Скофилд соблюдал осторожность, помня предупреждение капитана о том, что полицейский патруль на утесах достаточно строг и с ними не всегда можно договориться: не всех из них можно подкупить. Забравшись в кустарник, он встал на колени, вынул складной нож и перерезал веревку, крепившую ручку портфеля к поясу. Затем вытащил из мешка сухое белье, пару закрытых ботинок, темный свитер, вельветовые бриджи и грубой шерсти пиджак. Нашлось также и кепи, загодя приобретенное в Париже. Все наклейки и ярлыки он спорол. Этот наряд Скофилд продумал заранее, стремясь больше походить на местных жителей.

Он скатал мокрую одежду и запихнул ее в мешок вместе с портфелем, а затем начал нелегкое восхождение по холмам к дороге. Он бывал на Корсике дважды, в том числе и в Порто-Веккьо. Оба раза он должен был связаться с владельцем рыбацких лодок и катеров из Бастии, который работал на Госдепартамент и поставлял сведения о появлявшихся там русских или о любых контактах Советов в том регионе. Тогда, поджидая нужного ему человека, он взял такси и прокатился в холмы. Он даже видел развалины виллы Матарезе, застывшие под раскаленным солнцем, и на обратном пути остановился в таверне у дороги, чтобы пропустить стаканчик пива. Экскурсия эта выветрилась у него из головы довольно быстро. Легенда о Матарезе показалась ему тогда уходящей в небытие, не менее мертвой, чем сам хозяин виллы. Но ныне он знал, что жива не только легенда.