Красная страна - Джо Аберкромби

Он помнил, что Кадия твердил то же самое, когда началась осада Дагоски и в городе запылали пожары. Уже тогда было ясно, что хорошего ждать не приходится. Но чья-то ложь во спасение помогала терпеть.

Поэтому Темпл сжал плечо сына Бакхорма и сказал раздельно:

– Все. Будет. Хорошо.

На этот раз его голос звучал уверенно, и мальчик кивнул. А Темпл почувствовал уверенность в себе оттого, что мог поддержать хоть кого-то. Но не представлял, надолго ли хватит его уверенности, если духолюды вернутся.

Бакхорм бросил заступ на землю у могил. Он не снял кольчужную рубаху, застегнутую неправильно, а потому перекосившуюся на груди. Вытер лоб тыльной частью ладони, размазывая грязь.

– Нам бы хотелось, чтобы ты… сказал что-нибудь.

– Могу ли я… – Темпл закрыл глаза.

Но, в конце концов, толковые слова могут исходить и из уст бестолковых проповедников.

Большая часть людей из Братства занимались тем, что возводили дополнительные преграды, если их можно было так назвать, или пялились в горизонт, обгрызая до крови ногти в ожидании неминуемой гибели, поэтому проповедь их не заинтересовала. У пяти могильных холмиков собрались Бакхорм, его расстроенная и отрешенная жена, оставшиеся восемь детей, причем все в разном настроении – от горя и ужаса до благодушия по малолетству и непониманию; две шлюхи, их сутенер, который, хоть не замеченный в числе защитников, помогал с похоронами; Джентили и два его кузена; Шай, хмуро смотревшая на могилу Лифа, сжимая черенок лопаты побелевшими пальцами. Темпл внезапно осознал, что у нее маленькие руки, и почувствовал странный прилив симпатии. Хотя, возможно, он просто жалел самого себя. И последнее более чем вероятно…

– Боже! – начал он, но голос подвел, и пришлось откашливаться. – Иногда… кажется… что тебя нет. – Главным образом, Темплу так казалось, с учетом крови и смертей, которых он перевидел. – Но я знаю, что ты есть, – соврал он, но платили ему не за правду. – Ты над нами, ты внутри нас, ты наблюдаешь за нами. – И ничего не предпринимает, но таков уж есть он, Бог. – Я прошу тебя… Я прошу тебя – взгляни на мальчиков, что зарыты в этой земле, под этими удивительными небесами. На этих мужчин и женщин тоже. Ты знаешь, каждый из них не был святым. Но они все хотели трудиться в диких землях. – Темпл ощутил, как на глаза наворачиваются слезы, прикусил на миг губу и несколько раз моргнул, глядя в небо. – Возьми их под свою опеку и подари им спокойствие. Вряд ли кто-то заслуживает этого больше.

Какое-то время они простояли в полной тишине. Ветер трепал полу куртки Темпла и задувал волосы Шай ей на глаза. Потом Бакхорм протянул ладонь с несколькими сверкнувшими монетами:

– Спасибо тебе.

Темпл закрыл мозолистую ладонь погонщика двумя своими.

– Это был мой долг.

Слова не значат ничего. Ими детей не вернешь. Он не взял бы эти деньги, какой бы долг на нем ни висел.

Начинало смеркаться, когда Свит спрыгнул с Маджудова фургона. На западе небо розовело, и черные полосы облаков перечеркивали его, как волны морскую гладь.

– Они хотят переговоров! – крикнул разведчик. – Они развели костер на полпути до лагеря и ждут нас для беседы!

При этом он казался дьявольски довольным. Наверное, Темпл тоже должен был испытывать удовлетворение, но перед глазами стояла могила Лифа, а присаживаясь, он неловко смещал вес из-за раны на заднице. При этом складывалось ощущение, что ничто уже не сможет доставить ему радость.

– Теперь им нужны переговоры, – с горечью произнесла Лулайн Бакхорм. – Когда двое из моих сынов мертвы…

– Это лучше, – дернулся Свит, – чем увидеть всех своих сынов мертвыми. Лучше всего для нас – пойти на переговоры.

– Я пойду, – сказал Лэмб, на правой щеке которого еще виднелась засохшая кровь.

– И я, – кивнул Савиан. – Хочу удостовериться, что эти ублюдки не замыслили предательство.

– Вполне уместно, – согласился Свит. – Не повредит показать им, что у нас есть сталь.

– Я тоже пойду, – подошел, хромая, Маджуд. Он кривился, сверкая золотым зубом, а разрезанная Корлин штанина хлопала на ходу. – Я поклялся себе, что не позволю больше, чтобы кто-то вел переговоры от моего имени.

– Никуда ты, мать твою, не пойдешь! – возразил Свит. – Если дела пойдут худо, нам придется удирать, а ты не сможешь бежать.

Маджуд попробовал наступить на раненую ногу, снова скривился и указал на Шай.

– Тогда она пойдет за меня.

– Я? – в недоумении пробормотала она. – Говорить с теми ублюдками?

– А кому я еще могу доверить сделку? Даже мой партнер Карнсбик одобрил бы этот выбор.

– Кажется, я возненавижу Карнсбика еще до того, как увижу.

– Санджиду не понравится, если на переговоры придет женщина, – покачал головой Свит.

Она оглянулась на Темпла, будто его мнение имело вес.

– Если он мыслит трезво, то переживет. Пойдемте.

Они сидели полукругом у потрескивающего костра, приблизительно в сотне шагов от рукотворной крепости Братства и от дрожащих огней их собственной стоянки, издалека весьма тусклых. Духолюды. Ужасный бич равнин. Легендарные дикари Дальней Страны.

Шай изо всех сил старалась приглушить клокочущую ненависть к ним, но когда думала о холодном Лифе под землей, она чувствовала боль – тот, кто переживал за своего брата и за ее брата, ушел навеки, убит, уничтожен. Теперь она увидела их другими глазами – тихие, не потрясающие оружием, не орущие боевых кличей. Редко ей попадались люди, которые выглядели более несчастными, а уж она-то немалую часть жизни провела в нужде и окружении бедняков.

Они одевались в плохо выделанные шкуры, обрывки меха, изношенные части самых разнообразных костюмов, а из-под них торчала кожа, бледная на вид и туго обтягивающая кости. Один улыбался, возможно, в предвкушении неожиданного богатства, но во рту его торчал единственный зуб, да и тот гнилой. Второй торжественно щурился под шлемом, сделанным из старого медного чайника, а носик торчал посреди лба. Шай догадалась, что старый духолюд посредине и есть великий Санджид. Он носил убор из перьев и потускневший нагрудник, служивший, похоже, гордому генералу Империи тысячу лет назад. На его шее висело три ожерелья из человеческих ушей, что можно было рассматривать как доказательство великого воинского мастерства, но его лучшие годы, несомненно, остались далеко позади. Шай слышала его дыхание, влажное и хриплое, половина морщинистого лица обвисла, а из опущенного книзу уголка рта стекала блестящая ниточка слюны.

Неужели эти жалкие людишки и те чудовища, которые с воплями мчались по равнине, сделаны из одной и той же плоти? Этот урок она должна была вынести еще из своего разбойничьего прошлого – между ужасным и несчастным грань очень тонкая, и многое зависит от того, под каким углом взглянуть.

Если на то пошло, то старики, сидевшие по ту же сторону от костра, что и она, пугали гораздо больше. Отблески пламени превращали их лица с глубокими морщинами в дьявольские маски. Острие болта в заряженном арбалете Савиана холодно поблескивало. Невозмутимое лицо Лэмба, похожее на потрепанный временем и непогодой пень, иссеченное старыми шрамами, не давало ни малейшей возможности прочесть его мысли. Даже ей, знавшей этого человека много лет. А возможно, особенно ей.