Шесть извилин под фуражкой - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут было совершенно тихо и спокойно, что, несомненно, настораживало и пугало Федю. Сделав очередной шаг, Ганга неожиданно провалился в какую-то грязную вонючую яму.
– Больше в жизни не пойду на свалку, – выбираясь из зловонной ямы, клятвенно пообещал он самому себе. – Мало того что здесь темно и воняет, так еще и ни одной живой души.
– Почему ни одной? – донесся из темноты вопрос. – Я здесь.
– Кто ты? – озираясь, чуть ли не шепотом спросил Федя.
– А ты кто? – ответил кто-то вопросом на вопрос.
– Я – Федя Ганга, – представился курсант, все еще пытаясь понять, откуда доносится голос.
– Странное прозвище.
– Это не прозвище, а фамилия такая, – пояснил Федя. – А вы, простите, где находитесь?
– Не скажу, пока тебя как следует не разгляжу, – ответил невидимый собеседник. – Сделай три шага вперед.
Федя пожал плечами и сделал три шага, как и было велено. И в тот же момент справа из-за кучи показалась темная фигура. Человек изумленно протянул:
– Вот, допился-то я, уже привидения мерещатся.
Федя привидений боялся так же, как и маньяков, а потому на всякий случай присел и спросил:
– Где привидения?
– Передо мной, – ответил человек из-за кучи.
– Перед вами только я, – внимательно осмотревшись, уверенно заявил Ганга.
– Так ты же и есть привидение, – высказал сногсшибательную для Феди новость незнакомец.
– А почему вы так решили? – мгновенно успокоился Ганга.
– Потому что одежда есть, а тела нету, – объяснил Федин собеседник и, тяжело вздохнув, посетовал: – Видать, мало я сегодня выпил, недогон. Мне в таком состоянии всегда чего-нибудь мерещится. Вот и сейчас тебя вижу.
Федя наконец понял, почему незнакомец принял его за привидение. Ведь одежду впотьмах еще можно было разглядеть, а вот шоколадного цвета лицо и руки Феди полностью сливались с темнотой.
– Нет, дяденька, я на самом деле живой, и разговариваете вы со мной по-настоящему. Просто у меня кожа темная, – начал объяснять Ганга. – Я простой русский негр.
– Тьфу ты, – тоже успокаиваясь, сплюнул собеседник. – Так бы сразу и сказал, а то с перепугу и пить бросить можно.
– Не можно, а нужно, – попытался дать полезный совет Федя, но его собеседник грозно прикрикнул:
– Но-но, поучи меня еще, как жить, сопляк!
Теперь незнакомец уже окончательно вылез из своего убежища и приблизился к Феде, пытаясь его разглядеть.
– А ну-ка, улыбнись, – приказал он.
Ганга улыбнулся, и в темноте блеснули его белые зубы.
– Ага, теперь я вижу, что ты живой, просто русский негр, – добродушно хлопнул он Федю по плечу. – Слушай… Как там тебя?
– Федя, – напомнил курсант.
– Ну да, Федя. А я Валера, – представился незнакомец, а Ганга, услышав знакомое имя, насторожился. – Слушай, Федя, выпить хочешь?
– Вообще-то я не пью, – отказался Ганга.
– Тогда разожги костер, – нашел ему новое дело Валера.
– У меня даже спичек нет, – признался Федя.
– Так ты еще и не куришь, – с презрением фыркнул новый знакомый.
– Не курю, – признался курсант, которому почему-то вдруг стало стыдно за то, что он до сих пор не приобрел одну из вреднейших привычек человечества.
– На, держи, – протянул Валера в темноте коробок спичек. – А я пока заначку свою поищу. У меня где-то здесь бутылка была закопана со вчерашнего вечера.
Федя послушно взял спички и принялся выполнять данное ему задание. Получилось это у него довольно быстро, ведь в детском лагере он был в числе первых по умению разводить костер. Вскоре вернулся и Валера. Он подошел к костру, протянул к нему руки и… Тут Федя понял, что нашел того, кого они всей группой искали весь вечер. Это был Валерий Осипович Лимонников собственной персоной. Федя так обрадовался своей находке, что чуть было не захлопал в ладоши. Прямо в эти ладоши Валера тут же всунул пластиковый стаканчик с прозрачной, но издающей ужасный запах жидкостью. Федя принюхался и понял, что это самогон.
– Я же не пью, – попытался отказаться Ганга.
– Тогда я с тобой разговаривать не буду… И вообще прогоню, – немного подумав, добавил Лимонников.
Вот этого Федя допустить никак не мог, ведь если Лимонников откажется с ним разговаривать, то он никогда не узнает, что сделал Валерий Осипович с капитаном Мочиловым. А так, глядишь, выпьет и расскажет все о своей жизни.
– Эх, ладно, – махнул рукой Федя. – Выпью.
Они выпили, Валерий вытащил из-за пазухи обгрызенную сушеную воблу, откусил от нее и передал Феде со словами:
– Закуси.
Воспитанный Федя из чисто гигиенических соображений есть рыбу не стал, но сделал вид, что откусил, боясь обидеть собеседника. Лимонников налил еще по одной порции самогона и завел разговор по душам, чего, впрочем, и дожидался Ганга.
– Как же тебя, Федя, в наши края занесло?
– Ветром, – усмехнулся курсант. Спиртное мгновенно начало на него действовать, и на душе стало спокойно и весело.
– Выпьем за попутный ветер, – провозгласил Валера и залпом выпил содержимое своего стаканчика. Потом глянул на все еще держащего в руках стакан со спиртным Федю и грозно приказал: – Пей.
Ганге очень не хотелось пить снова, но он смирился, вдохнул поглубже и тоже выпил все, до последней капли.
– А если по-честному, то как ты бомжом стал?
Федя после второго стаканчика совсем опьянел, и ему вдруг захотелось приврать для достоверности. Обычно он никогда не позволял себе такого, потому что всегда помнил прописную истину, гласящую: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Но так как в данном случае правда была гораздо слаще лжи, то Федя решил последовать другому мудрому изречению, утверждающему, что «ложь во спасение – это не ложь». Немного подумав и определив, что такой подход гораздо лучше подходит к настоящей ситуации, Ганга решил действовать в соответствии с ним.
– Вообще-то я из Америки, – таинственным голосом признался он.
– А как ты сюда попал? – удивился Валера.
– Поехал в качестве туриста, но меня ограбили, забрали документы, работу я найти не смог, потому и стал бомжом, – самозабвенно врал Ганга.
– Здорово, – непонятно чему обрадовался Лимонников. – А я ведь сразу понял, что ты не наш. Не куришь, не пьешь, матом не ругаешься. Сразу видно – американец.
– То, что у меня нет вредных привычек и я не сквернословлю, еще ни о чем не говорит, – обиделся Федя причислению его к «не нашим».
– Да ладно, не обижайся, – положил ему руку на плечо Лимонников. – Слушай, Федя, хочешь быть моим другом?