Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

Несмотря на бушующие в душе чувства, Чеслав как опытный охотник заметил, что слова его вызвали еще больший переполох у стоящих перед ним жрецов. Они обменялись между собой долгим взглядом, будто без­молвно о чем-то советуясь или сговариваясь, а потом сно­ва взглянули ему в лицо. И молодой охотник увидел на их обличьях явный след вины.

— Поверь, Чеслав... — нерешительно прервал молча­ние Миролюб.

Но резкий взмах руки Колобора заставил помощника за­молчать. Седовласый старец тяжело вздохнул и, как пока­залось Чеславу, хотел было что-то сказать, но то ли не най­дя слов, то ли не решаясь, только склонил голову к земле.

— Но, ведун... — попытался вмешаться Миролюб. И те­перь в его голосе прозвучала даже некая строптивость.

Однако Колобор, снова подняв руку, не позволил ему договорить. Все так же глядя в землю и по-прежнему без­молвно, старый волхв сосредоточенно закивал головой, скорее всего, каким-то своим потаенным мыслям. После, махнув рукой в сторону хатки помощников, дал знак Миролюбу удалиться. Но младший жрец явно не спешил вы­полнить его повеление. И только брошенный Колобором суровый красноречивый взгляд заставил его сделать это.

Только после того, как помощник ушел, Колобор, с по­чтением взглянув на идолов и поклонившись им, тихо произнес:

— В хижину мою пойдем. Негоже богов дрязгами на­шими людскими тревожить...

И побрел тяжелой поступью в сторону своего жилища.

Все еще возмущенный увиденным из укрытия, Чеслав, тоже взглянув в сторону священных изваяний и где-то в глубине души дивясь, отчего Великие тут же не покара­ли святотатцев, вынужден был последовать за Колобором.

Войдя в хижину, волхв зажег от тлеющего очага мас­ляный светильник, отчего с набирающим силу огоньком жилище постепенно стало обретать контуры, убранство и предметы. После, указав Чеславу на колоду, Колобор тя­жело опустился на свое ложе. Какое-то время он сидел молча, сосредоточенно что-то обдумывая, и лишь потом

с тяжелым, похожим скорее на стон вздохом медленно промолвил:

— Праведный... Праведный гнев твой, Чеслав — сын Велимира... — И помолчав, с тем же вздохом, словно те­ребя болючую рану, продолжил: — И то, что ты узрел, скверно для меня, волхва, служащего Великим богам на­шим. Но, возможно, зримое тобой несоизмеримо с тем, о чем ты помыслил?

Слова, которые должны были бы успокоить Чеслава, вызвали в нем еще большее возмущение. Он едва усидел на месте. И только возраст старца и почтение к его свя­щенной миссии в племени заставили юношу сдержаться. Но резкости в речах своих и в тоне молодой муж скрыть не смог, да и не захотел.

— Глаз имею верный, не раз доказавший зоркость свою и точность, а разум мой привык глазу доверять.

Колобор, словно и не заметив его раздражительности, слабо улыбнулся и грустно кивнул.

— Зимой на реке нашей твердь ледовую тоже видишь, но прыгать по ней шибко поостережешься, потому как знаешь, что под твердью той — вода опасная. Так, про во­ду скрытую ты знаешь, а видишь твердый лед. — Говоря это, он, не боясь обжечься, накрыл ладонью горящий в глиняной плошке огонек, так что в хижине стало тем­но, и снова убрал руку. — Так ведь и в другом бывает: ви­дишь одно, а что скрыто за ним, не всегда ведомо.

Чеслав внимательно слушал, стараясь понять, к чему ведет кудесник. А Колобор, уставившись на пляшущий огонек застывшим взглядом, продолжил все так же не­обычно тихо и размеренно:

— Лета мои немалые, Чеслав, ой немалые... Как сок жизнедающий по капле из дерева истекли. А без этого-то сока живого дерево сохнет. И до последнего вроде как крепок дуб и кроной еще зелен, да крона та уж ветвей но­вых не дает, все редеет и редеет... Так и я...

Все так же продолжая смотреть сквозь крошечный ого­нек светильника, жрец улыбнулся чему-то своему, пота­енному. Только теперь в этой улыбке была то ли усталость, то ли горечь, а может, и смиренная обреченность.

Внезапно Чеслав, обратив внимание на отрешенный взгляд седовласого мужа, направленный то ли в неве­домое прошлое, то ли в грядущее, а возможно, и в самое себя, и проникнув в смысл сказанного им, посмотрел на Колобора совсем другими глазами. И на празднествах разных, и во время проведения обрядов племенных, да и в повседневности суетной он привык видеть в волхве могучего, осанистого и величавого мужа в летах, чье мне­ние было непререкаемым, кто доносил им священную во­лю и мудрость Великих. А сейчас перед ним, сгорбившись от усталости, нелегкой жизни в суровых лесах и про­житых лет, сидел белый как лунь старик со спутанными волосами.

— Об ушедших годах нет горечи и печали у меня, — продолжил усталым голосом волхв, но тут же поправил­ся: — Ну, может быть, совсем чуть. Ведь я тоже всего лишь муж смертный и слабостями людскими не обделен... — Старик провел ладонью по лицу, словно стирая с него что- то внезапно нахлынувшее. — Смертный, которому племя наше доверило огромную честь и ношу — служить Веч­ным, а тем самым и общине лесной. И на то сил немало тре­буется. Возносить хвалу и мольбы богам каждый из люда может. А вот услышать и понять их мудрость да правиль­но растолковать ее — дар особый нужен. И ведь дар этот редко кому дается. Избранным! Наградили этой способ­ностью Великие и меня. Но я... — Неожиданно Колобор замолчал, но после, словно с новым вдохом набравшись решимости, снова заговорил. — Но я последнее время... не всегда волю Великих слышать, а то и разбирать стал. А у Миролюба, как оказалось, тоже этот дар есть.

После этих слов Колобора в хижине повисла напряжен­ная тишина. Колышущаяся тень от огонька в светильни­ке безмолвно подрагивала на лице старого волхва, а гла­за его испытующе смотрели на парня. И ждали, ждали понимания. Или смирения?

Но Чеслава не смутил тот требовательный взгляд, по­скольку червь сомнения, грызущий его, не был удовлетво­рен. Казалось, сказанное Колобором весьма разумно и все объясняет. Но было что-то неправильное во всем этом. Ведь племя не наделяло Миролюба священным правом толковать волю Великих! Не было для него испытаний и посвящения! А ну как ложны его слова и толкования? И представить трудно, какие оттого великие и страшные беды могли пасть на головы их соплеменников.

Чувствуя свою правоту и тревогу за судьбу родичей, молодой муж с упрямым вызовом выпалил:

—А где уверенность, что то, что вещает помощник твой, и впрямь воля Великих, а не самого Миролюба?

Заданный вопрос был столь неожиданным, а предпо­ложение таким дерзким, что Колобор даже подался на­зад, а глаза его расширились и черной тучей потемнели.

— Может, я и стал дряхлеть, но из ума еще не выжил! — воспылал негодованием волхв и даже затрясся.

Казалось, сказанное Чеславом раскаленным железом коснулось его старческого тела и прожгло до самого чув­ствительного места. Ведь поначалу Колобор, когда почув­ствовал, что временами утрачивает дар слышать Великих, а стоящий рядом Миролюб вдруг уверенно зашептал, и сам испытал потрясение сродни ужасу. Но, пережив первый шок, вида не подал, а продолжил повторять про­износимое помощником, словно сам слышит божествен­ное вещание. Уже по окончании священнодействия его стали тревожить сомнения, страхи и переживания по по­воду подлинности и происхождения слов, произносимых Миролюбом. Но после долгих раздумий, тяжких терза­ний и попыток перепроверить свою интуицию, волхв смог-таки убедить себя в их божественном источнике. Миролюб же и вида не подавал, что причастен к ним. Лишь видя затруднения Колобора, испив из чаши мудро­сти, начинал тихо доносить ему волю Великих...