Руны и зеркала - Елена Клещенко

– Иди все-таки поешь, Хозяин. И рожу умой.

Один – лучший из асов, но Тора, его сына, почитают не меньше. Кто оборонил бы Асгард и Мидгард от злобных великанов, если бы не он и не его волшебный молот Мьёллнир? Рассказывают о Торе и веселое – например, как его переодели женщиной, чтобы обмануть великана Трюма, который задумал жениться на самой Фрейе.

Питер Хаммер, старшина первого класса, канонир крейсера «Рука Господа», отправленный в отставку по ранению, сошел на раскрошенный бетон посадочной площадки цепеллинов близ Кейт-Йорка, и немедленно закурил. Он провел в воздухе восемьдесят часов, его немного мутило, то ли от небесной болтанки, то ли от выпитого, ему было не до красот Манхэттена.

Статую Дружбы, возвышающуюся над островом Бедлоу, он заметил, только выдохнув табачный дым в октябрьское небо. Фермерша, олицетворяющая Америку, стояла, воздев серп, рядом с плечистым Кузнецом, олицетворяющим Россию. Пит Хаммер смотрел на сияющие груди Фермерши, пока не стало больно глазам. «Вот я и дома, – подумал он. – Вот я и дома».

* * *

Питер Хаммер поднялся на борт цепеллина AJ-100 в Дорчестере. В Англии лил дождь и дул пронизывающий ветер. На входе в цепеллин у него отобрали спички и курево. Хаммер получил ключ от двухместной каюты, поднялся на свою палубу, открыл дверь и оказался в крошечной комнате с двухъярусной алюминиевой коечкой, складным умывальником, зеркалом и откидным столиком.

Верхняя полка была застелена синим шерстяным одеялом, а всю нижнюю полку занимал тусклый цинковый гроб. Хаммер бросил чемодан на верхнюю койку и вышел в коридор к рыжему лейтенанту-англичанину, стоявшему около трапа на нижнюю палубу.

– Что-то случилось, сынок? – спросил лейтенант, ухмыльнувшись так, что у Хаммера возникло острое желание съездить этому лайми по роже.

– Хочу узнать имя соседа по каюте, сэр. Сам-то он неразговорчивый.

– Люкас Фарбаут, капитан ВВС, – ответил лейтенант, справившись со списком. – Еще вопросы?

– Да, сэр. Где располагается бар?

– Прямо по коридору есть ресторан.

– Спасибо, сэр.

– Не за что, сынок. Он не работает.

Хаммер вернулся в каюту. В шкафчике над складным умывальником нашелся мутноватый стакан. Хаммер выдвинул столик, поставил на него стакан, достал из чемодана первую бутылку vodka, налил, посмотрел на гроб и сказал:

– Zjaaz-no-come-stuff, капитан Люк Фарбаут, сэр!

После чего немедленно выпил.

Когда первая бутылка vodka закончилась, он встал и посмотрел в зеркало. Бледный парень с россыпью веснушек, сломанным носом и щетиной. Три года войны. Лицо осталось таким же, как и в сорок третьем. Лицо парня, увлекающегося боксом, предпочитающего пиву молочные коктейли, платящего три четвертака за фильм в автомобильном кинотеатре. На экране идет «Грозовой перевал» с Лоуренсом Оливье и Мерл Оберон, а они с Флорой Паркер целуются на заднем сидении. Да, лицо осталось тем же, только заострилось, обжалось, теперь он пьет, курит, он видел оторванную человеческую голову, он спал с проститутками и забыл о боксе, лишившись левой кисти.

Питер посмотрел на свою новую руку, виртуозно собранную из ясеня и никелированной стали, осторожно пригладил ей волосы. Русский врач рекомендовал пользоваться рукой почаще, чтобы скорее привыкнуть. Механика. Чудесная русская механика. Родную клешню Питеру отхватило немецким осколком, влетевшим аккурат в иллюминатор. Да, теперь в несессере кроме бритвы и помазка Питер возит масленку с ветошью. Но грех жаловаться, капитан, сэр, этот же осколок снес полбашки французу Анри Бальдеру, а такое не чинят даже русские.

Питера слегка качало. Он понял, что последнюю фразу произнес вслух.

На откидном столике стояла круглая жестяная банка с крекерами, три банки фасоли с мясом и несколько плиток шоколада из «Пайка Д», черного и твердого, будто карболит. Натюрморту явно чего-то не хватало. Питер открыл чемодан и достал вторую бутылку. Русские в госпитале закусывали vodka ломтями просоленного свиного жира, которое называли salo. Питер не смог заставить себя даже попробовать эту гадость.

– Zaaz-door-of-view, капитан Люк Фарбаут, сэр! – сказал он цинковому гробу, откупоривая вторую бутылку.

Выпив, Питер открыл фасоль и съел ее холодной, аккуратно орудуя ножом. Ополовинив бутылку, он решил, что неплохо бы почистить зубы. Он полез за несессером, но, уже достав его, передумал, стащил с себя ботинки, погасил тусклую лампочку и вскарабкался на свою койку. Голова его кружилась, как и всегда бывает после vodka. «Домой, – подумал Питер. – Я наконец-то лечу домой». Потом он уснул.

* * *

Питер Хаммер вошел в здание таможни, положил фанерный чемодан на длинный стол перед инспектором и откинул крышку с трафаретными буквами «US NAVY».

– Где служил? – спросил его инспектор, и Питер увидел татуировку в форме якоря на его руке.

– Четвертый флот, сэр. «Рука Господа».

– Где ранен?

– В Балтийском море.

– А я на субмарине «Желтая Рыба». Двести сорок девятый проект. Слыхал?

– Конечно.

– Потерял ногу и половину задницы.

– Такие дела.

– Отправили в отставку? – спросил инспектор.

– Списали подчистую, сэр.

Инспектор заглянул в чемодан, но не стал прикасаться к вещам Питера.

– Оружие везешь?

– Сдал в арсенал на корабле.

– Трофейное оружие есть?

– Нет, сэр. Меня предупредили. Из контрабанды только две бутылки vodka.

Инспектор цепко глянул в лицо Питера, сравнил с фотографией в военной книжке.

– Тебе есть где остановиться?

– Вот, вручили перед отлетом, – Питер достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его на столе. – Гостиница «Куртис-Инн», сэр.

– Ого, – присвистнул инспектор.

– Хорошая гостиница, сэр?

– Не по моим средствам. Денег-то хватит?

– Министерство обороны платит, – Питер протянул лист бумаги инспектору. – Я бы не задерживаясь поехал в Айову к родным оладушкам.

Инспектор быстро пробежал бумагу и посмотрел на Питера очень уважительно.

– Ужин с Президентом, надо же… – сказал он.

– Я и сам обалдел, – расплылся в улыбке Питер. – Лейтенант сказал, что они по всему флоту собирали парней… ну… героев, короче.

– Добро пожаловать в Америку! – торжественно сказал инспектор, и добавил интимно, сунув в руку Питеру плоскую пачку спичек: