Лютая охота - Бернар Миньер

– Одной сволочью меньше, – слишком громко сказал Рафаэль.

Сервас увидел, как Шабрийяк вздрогнул и, нахмурившись, обернулся. Самира буквально расстреляла Каца взглядом.

– А что? – сказал ей блондин. – Разве не верно? По крайней мере, никто не заплачет!

– Говори потише, – в ярости проворчала Самира.

– Если кто-то решил вместо судей прибраться в доме, то уж я об этом точно жалеть не стану, – возразил молодой лейтенант, не понижая голоса.

Сервас подошел к окружному комиссару. Шабрийяк оглядел собравшуюся толпу.

– Скажите вашему лейтенанту, чтобы вел себя посдержанней. И проследите, чтобы к нему не подошел ни один журналист. Фотографы закончили?

Мартен бросил взгляд в сторону моста.

– Что-то я не вижу там фотографа, наверное, уже закончил.

– Тогда прикройте это слово от посторонних глаз, чтобы никто чужой его не увидел. И удостоверьтесь, что ни один негатив не выйдет за пределы уголовной полиции.

– Сегодня вечером необходимо будет дать пресс-конференцию, – вмешался в разговор прокурор, с мрачным видом стоящий рядом.

В этот момент за оградительной лентой на том берегу канала началось какое-то движение. Сквозь толпу пробиралась высокая блондинка лет пятидесяти, а за ней шли двое охранников. Она нагнулась, чтобы пройти за ограждение, которое перед ней предусмотрительно приподнял один из полицейских, а потом выпрямилась во все свои метр семьдесят пять плюс восемь сантиметров каблуки. И каблуки заклацали по асфальту, как затвор винтовки.

Несомненно, она прекрасно выглядела и немножко хорохорилась в мундире префекта, который подчеркивал ее ладно скроенные плечи, широкие бедра и грудь, похожую на нос корабля, флагманского корабля департамента и всего района. Не один полицейский обернулся и проводил ее глазами, словно свидетельствуя свое почтение, и нельзя сказать, что ей это не понравилось.

В повседневной жизни префект Мишель Сен-Амон любила хмельные вина и крепкий алкоголь, большие и толстые, как ножки стульев, сигары, спортивные машины и юных пылких любовников. Муж закрывал на это глаза. Тридцать два года назад она заставила его развестись и жениться на ней, хотя ей было всего двадцать, а ему сорок. Он был обладателем четверых сыновей от первого брака и множества жетонов на получение вознаграждений за присутствие на заседаниях административных советов. Почему-то никто до сих пор не удосужился подчеркнуть такой конфликт интересов.

Она приближалась к ним, словно ступала на завоеванную землю, принимая приветствия и своему авторитету, и своей стати. А потом, запоздав ровно на секунду, обратила свой взор на Серваса.

– Мадам префект, позвольте представить вам майора Мартена Серваса из региональной службы судебной полиции, – поспешил представить Мартена окружной комиссар. – Он возглавляет расследование.

Подведенные глаза моргнули, грудь поднялась еще выше, и всем своим обликом мадам префект теперь давала понять окружающим, что ее внимание целиком занято присутствующим здесь майором.

– Изложите, пожалуйста, суть дела, майор. Прошу вас быть исчерпывающе кратким и касаться только фактов.

Голос у нее был низкий, богатый обертонами. Сервас где-то читал, что в последние несколько десятилетий женские голоса становятся все ниже и ниже. «Низкий голос свидетельствует о силе», прокомментировала фониатр, у которой на эту тему брали интервью.

Он доложился. И заметил, как замыкалось ее лицо, по мере того как он говорил. Она несколько раз с мрачным видом качнула головой, жадно вслушиваясь в слова, но, видимо, слова оказались горькими.

– Господа, я хочу собрать вас на совещание в префектуре к одиннадцати часам. Непременно.

Она взглянула на Мартена и прибавила:

– И вас я тоже прошу присутствовать, майор. То, что здесь происходит, очень серьезно.

Возразить было нечего, да он и не собирался.

В это утро редакция газеты «Ля Гаронн» походила на вулкан Килауэа на Гавайях в 2018 году: все секции агентства печати буквально кипели. Надо сказать, событий было в изобилии, и на все вкусы: самоизоляция; манифестация, прошедшая накануне в центре города; покушения в Ницце; малайзийский премьер-министр, призывавший мусульман всего мира перебить французов; фронда мэров, которые хотят, чтобы снова открылись все мелкие лавочки; а теперь еще и этот труп на Новом мосту…

Эстер Копельман все это ужасно нравилось. Она обожала, когда редакция пребывала в походном режиме, когда даже самые ленивые и непрофессиональные вдруг принимались за дело, когда каждый сражался за право получить лучшее место в завтрашней газете. Тогда у нее возникало впечатление, что она член журналистской группы «В центре внимания» газеты «Бостон Глоуб», получившей Пулитцеровскую премию за сенсационные материалы о священниках-педофилах.

Короче, наступал тот особенный день, когда все рано встают и сразу начинают работать.

– Копельман, Шометт хочет тебя видеть, – сказал человек неопределенного возраста, у которого из-под маски в горошек виднелся галстук-бабочка, тоже в горошек.

Он единственный в редакции сейчас умирал от скуки. Занимался он вопросами культуры, но сейчас и театры, и кино, и библиотеки были закрыты. Учитывая, что страницы газеты были загружены свежайшими новостями, места на ретроспекцию какого-нибудь автора, увлеченного рассказами о своей депрессии, адюльтере или состоянии души, практически не оставалось. Проходя по редакции и оглядывая этот жужжащий улей, она вдруг задала себе вопрос: «А как же пресловутая социальная дистанция?»

Шометт сидел, положив на стол ноги в сандалиях и носках, и собирался откусить кусок сэндвича. Войдя в кабинет, Эстер не могла определить, был это завтрак или перекус, хотя… часы показывали одиннадцать.

– Я полагаю, ты в курсе, что на Новом мосту найден труп? – спросил он, не переставая жевать.

– Как я вижу, тебе это не испортило аппетита…

– Я сегодня ночевал в редакции.

– Серьезно?

Вид у него и правда был какой-то помятый, взъерошенный и взмокший больше чем обычно. И мешки под глазами напоминали размером чемоданчики.

– Может, ты случайно не заметила, что сегодня произошло? – спросил он, удивленно приподняв бровь. – Вся страна словно спятила. И весь мир к этому движется. У нас полно торговцев, ремесленников и мелких предприятий, которые рискуют вовсе исчезнуть. Наши больницы задыхаются от перегрузки, а медицинский персонал давно выдохся. Полицейские измучены: они неделями пашут на всех фронтах без выходных, противостоя тем, кто спит и видит, как бы посеять повсюду беспорядок и хаос. Людям рубят головы, их режут, детей и учителей убивают прямо в школах, а месье Трюдо из Канады нам объясняет, что надо уважать других и, не дай бог, их задеть. Такой трусости и подлости я говорю «браво»!

Он выпрямился и поставил ноги на пол.