Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби

Наталья бросилась на стул и в отчаянии опустила голову:

– Господи, какая же я идиотка!

Повернувшись к Люде, бросила ей с упреком:

– А ты! Тебе, конечно, нравится, если каждый мужик интересуется тобой.

– Конечно, мне приятно. А ты считаешь, меня это должно возмущать?

– Значит, он в самом деле интересуется тобой? – подвела Наталья горький итог увиденному.

– Не знаю. Спроси у него, – ответила Люда холодно и, поднявшись, ушла к себе в комнату, оставив Наталью в одиночестве переживать свое удивление и разочарование.

Максим Николаевич между тем отказывался верить, что внезапно возникшее в душе чувство – искра любви, и продолжал объяснять его как обыкновенное любопытство. Любопытство по отношению к женщине, отличающейся от других яркой индивидуальностью, которую, казалось, он открыл для себя только в тот вечер. Это любопытство в последующие дни заставляло его несколько раз пробираться на кухню, когда Люда находилась там одна, чтобы переброситься с ней коротким разговором, который обрывался, едва входил кто-нибудь из жильцов. После минуты общения – будь то разговор или обмен взглядами – сознание Максима Николаевича взволнованно начинало прибавлять все новые детали к удивительному портрету соседки, будто он собирал восхитительную мозаику, которая день ото дня становилась все полнее и все больше завладевала его мыслями, не давая возможности перевести дух. Он был очарован красотой Людмилы, ее умом, смелостью и более всего – ее талантом. Его приводило в умиление, что эта женщина обладала даром художника, и он не смог побороть любопытство, когда однажды увидел через приоткрытую дверь ее комнаты, как она наносит на деревянные фигурки рисунки, рожденные ее фантазией. Максим Николаевич остановился, глядя на Людмилу с восхищением, и сказал:

– Мне кажется, это редкая картина – вы занимаетесь творчеством в то время, когда все остальные заняты погоней за деньгами.

Она ответила ему со звонким смехом:

– Будьте уверены, если бы я увидела деньги, не преминула бы побежать за ними. Я занимаюсь не столько творчеством, сколько работой – единственной, которую сейчас нашла. И если бы появилась более прибыльная, то без колебаний оставила бы творчество.

Вначале ее ответ расстроил те романтические представления, которые он пытался составить о ней, но вскоре ему удалось вновь привести их в порядок. Он решил, что это новое обстоятельство не столько нарушает ее портрет, сколько придает ему более реальные черты, отчего он становится правдивее и отражает полную гармонию между внешностью Людмилы и ее душой. Более того, Максим Николаевич пришел к выводу, что любой другой ответ противоречил бы ее очаровательной натуре.

Когда он собрался уйти, Люда вдруг окликнула его:

– Скажите, Максим Николаевич, почему вы стали часто со мной разговаривать? Может быть, я вам нравлюсь?

Она задала вопрос, глядя холодными, немилосердными глазами. Милосердие! Это было именно то, в чем Максим Николаевич в тот момент нуждался больше всего. Он стоял перед ней словно обнаженный, не в силах скрыть свои тайные помыслы, которые пржде пытался подавить.

Никогда раньше он не испытывал недостатка в самообладании. Он умел совладать с собой в любой ситуации, давая волю одним порывам и скрывая другие. А Люда легко и безжалостно, одной фразой лишила его всех приемов маскировки, которые могли бы дать ему хоть малейшее ощущение безопасности.

Максим Николаевич ответил, путаясь, объясняя свое поведение тем, что ему просто иной раз хочется поговорить с кем-нибудь. И хотя слова его не убедили Людмилу, она рассмеялась и ответила: «Я всего лишь пошутила».

Что касалось самого Максима Николаевича, то его состояние трудно было охарактеризовать шуткой. Любовь с безумной быстротой захватила все его существо и начала подавать опасные сигналы, игнорировать которые больше не имело смысла.

В ту ночь он проснулся почти в бреду. Сердце тяжело билось, словно очнувшись от кошмара, но Максим Николаевич тотчас понял, что кошмар не ушел и не уйдет вместе со сном, а станет тем настойчивей и ужасней, чем яснее будет становиться сознание.

Следующее утро принесло ему такой сюрприз, который не привиделся бы и во сне. Он вернулся в квартиру с полдороги в университет, обнаружив, что забыл – он стал забывчив в последнее время – взять с собой кое-какие важные бумаги. А начав поспешно перебирать бумаги на рабочем столе, услышал голос Люды. Его руки застыли на месте.

– Ты любишь меня. Я это знаю, но не понимаю, почему ты боишься признаться.

Ошеломленный, Максим Николаевич повернулся к ней. Она стояла у двери, одетая в банный халат. Он пробормотал:

– И что даст такое признание?

– Ничего. Но я смотрю, как ты страдаешь, и думаю: «Боже, какой несчастный! Предпочитает умереть в страданиях, чем признаться и побороться за свою любовь».

– Но ты замужем, и я не намерен портить твою семейную жизнь. Тем более что твой муж – хороший человек, и я не хочу причинить ему зла.

– Это оправдания, за которые держатся слабаки. А кто любит по-настоящему, тот не считается с ними.

– И ты станешь моей, если я поборюсь за тебя?

– Нет. Ты не тот мужчина, которого я ищу. Но меня переполняет любопытство узнать твою любовь поближе.

Говоря это, Людмила направлялась к нему медленными шагами, тяжесть которых он ощущал, будто она ступала по его сердцу, учащая пульс и перехватывая дыхание. Ноги его подкосились, но он сделал усилие и устоял, скрывая чудовищное волнение. Не дав ему даже секунды для осознания происходящего, Люда приблизилась на расстояние дыхания. Быстрым движением развязала пояс халата, и он упал и свернулся на полу у ее ног. Она стояла перед ним полностью обнаженная. Воздух вокруг наполнился чудесным ароматом, исходившим от ее тела. Максим Николаевич сам чуть не рухнул и не свернулся возле ее ног, как этот кусок ткани.

Он протянул руки и привлек ее к себе. Они вместе упали на кровать. Он целовал каждый сантиметр ее тела, сжигаемый страстью, теряясь и исчезая в колдовском упоении. В тот момент огромное недостижимое счастье вдруг сконцентрировалось в прекрасном женском теле, которое без всякого отказа таяло в его объятиях …

Потом Людмила выскользнула из его объятий и встала:

– Я и не предполагала, что ты такой мастер в этом деле.

Максим Николаевич тоже соскользнул с кровати, упал к ее ногам и поцеловал их:

– Приходи снова и увидишь: я буду еще горячей.

В тот день он поверил, что перед ним распахнулись врата рая, не подозревая, что начинался самый страшный кошмар его жизни. Каждый день он ждал прихода Люды, ждал, когда она появится в дверях, скинет халат и бросится в его объятия. Он не знал, как ему справиться с ужасными приступами тоски, нападавшими ежеминутно, и задыхался, мучимый жаждой, в надежде хоть на малейший глоток.

Но беда заключалась в том, что Наталья, увидев Максима Николаевича в тот злополучный вечер в обществе Люды, впервые со времени его появления в квартире услышала, как с грохотом рушатся ее мечты и планы овладеть соседским сердцем или хотя бы крохотной его частью. В тот вечер она поняла главное: даже если Люда и не вступила в борьбу за него, одно лишь то, что она привлекла его внимание, могло отвлечь его не только от Натальи, но и от всех женщин на свете.