Тимьян и клевер - Софья Ролдугина

Вот тут ему удалось порядком удивить доктора.

– Вы правы, – ответил мистер О’Пэдди сдержанно, однако с гораздо большим уважением, чем прежде. – Никакой системы в приступах нет. Лихорадка может начаться в любое время дня или ночи, может продолжаться от нескольких часов до суток и более, в лёгкой форме и крайне тяжёлой, а промежутки между приступами порою затягиваются на пять дней. Последний приступ был нынче ночью и, как видите, он уже прошёл.

– Чем вы лечите Уильяма?

Доктор подробно рассказал о лекарствах и дозах. Киллиан добросовестно записал всё в блокнот.

На этом лёгкая часть закончилась. Далее предстояла трудная.

«Тут не в болезни дело, – подумал он, прикрыв глаза на мгновение. Убеждённость Далтона-старшего в том, что наследника сглазили, становилась понятной. – Его либо околдовывают, либо травят. Приступы – и есть результат колдовства или отравления, а бессонница и потеря аппетита – лишь следствие… Айвора бы сюда».

Только промелькнула эта мысль, как Киллиана словно холодной водой окатило.

Для того чтобы понять, какие чары наложены на жертву, компаньон должен сам поколдовать.

«А что если ему это… повредит?»

После поединка с кербом Айвор проспал больше недели.

Машинально стиснув под рубашкой острую тисовую веточку на суровой нити, Киллиан облизнул невесть когда пересохшие губы.

«Сам справлюсь. Иначе выйдет, что без колдовства я ничего не стою».

– Гм… Благодарю за содействие, господа. Но не могли бы вы теперь ненадолго оставить меня наедине с больным?

Доктор оглянулся на Оскара Линча, словно испрашивая разрешения. Тот неопределённо пожал плечами, а затем подал голос – впервые с самого начала:

– Мы все должны выйти?

Прозвучало это сухо и одновременно звонко, словно ледяную пластинку надломили в сильный мороз. Киллиан почти сразу же кивнул, изображая непоколебимую уверенность:

– Именно.

– Вы ведь не врач, – задумчиво продолжил Оскар.

– Нет.

Он пересёк спальню и остановился вплотную к Киллиану – на расстоянии, которое даже близкие друзья вряд ли сочли бы приличным. И теперь выяснилось, что за толстыми стёклами нелепых очков скрыты тёмные, красивые глаза… очень умные глаза.

– Вы правда сумеете спасти моего брата, мистер Флаэрти?

Оскар не угрожал, в отличие от своего дяди. Но тихий, почти бесцветный голос намекал на такой характер, что Киллиана пробрало ознобом.

– Сумею. Не сомневайтесь, мистер Линч.

– Тогда действуйте, – кивнул он. – Доктор, микстуру вы можете закончить и в своём кабинете. Долли, ступай пока и займись другим делом.

– Мистер Линч… – начал было возражать О’Пэрри высоким, дребезжащим голосом, но Оскару хватило взгляда, чтобы это пресечь.

Последней спальню покинула служанка, прихватив с собою одну из ламп. Киллиан остался в душном полумраке наедине с тяжело больным мужчиной, однако сразу почувствовал себя легче и свободней. Сперва он обошёл комнату по периметру, выискивая подозрительные предметы. Но помещение как будто бы нарочно освободили от всего лишнего – ни украшений, ни коллекционного фарфора, ни туалетных принадлежностей, ни игральных карт, ни милых сувениров. Кроме, собственно, кровати, здесь находился только стол, где доктор смешивал лекарства, и небольшой комод. Над комодом висели дагерротипы в похожих рамах – овальных, инкрустированных розоватым перламутром и лишь слегка отличающихся по размеру. Обыскав по очереди ящики комода и заглянув для верности под столешницу, Киллиан аккуратно снял портреты и осмотрел обратную сторону. На самом большом из них ему сперва померещился зловещий знак – нечто вроде переплетения рун, но почти сразу выяснилось, что это просто дарственная надпись, сделанная неразборчивым, витиеватым почерком:

«…Я хотела бы увидеть тебя взрослым. Но буду счастлива тем, что ты запомнишь меня молодой».

На этом дагерротипе были запечатлены двое – измождённая, некрасивая женщина в тёмных одеждах и мальчик в матросском костюмчике. Размытое изображение не позволяло различить ни черты лица, ни детали наряда, и оставалось только гадать, кого запечатлела давным-давно рука неведомого мастера. На другом портрете мальчик выглядел уже старше и носил скучные серые брюки с рубашкой и жилетом. На третьем – юноша стоял, придерживая за поводья норовистого коня, и улыбался…

«Уильям Далтон, – осознал вдруг Киллиан, хотя на измождённого страдальца в постели тот жизнерадостный и несколько пухлый молодой человек походил разве что формой бровей и губ. – Тогда женщина… – Он осторожно обвёл контуры фигуры на первом дагерротипе. – Его мать?» 

С ребёнком или с полнокровным юношей с третьего портрета женщина не имела ничего общего. А вот нынешний Уильям, исхудавший почти до костей, мог бы сойти за её близнеца.

«Скорее всего, она умерла, – пронеслось у Киллиана в голове, а следующая мысль, логичная и естественная, оставила неприятное ощущение: – Может, это всё же редкая наследственная болезнь?»

Если бы он оказался прав, то вылечить Уильяма было бы невозможно ни за семь, ни за семьдесят семь дней.

И тогда Этайнин лишилась бы глаз.

«Не позволю, – подумал он спокойно, хотя вместо желудка у него по ощущениям вдруг появился холодный склизкий комок. – У меня уйма времени. Целая неделя. Я справлюсь».

Несмотря на всю свою решительность, Киллиан не сумел отыскать ни намёка на то, что наследника Далтонов околдовали. Ни знака, начертанного под кроватью в пыли, ни завязанного узлом корешка под перинами, ни ржавого ножа, ни ядовитых трав в изголовье, ни лошадиного копыта в тайнике под полом. Уильям ни разу не проснулся. Только однажды пробормотал в забытьи: «Как же горько, горько… Убери!» – и сразу же умолк, погружаясь ещё глубже в беспамятство.

Уже перед самым уходом Киллиан припомнил всё, что слышал от компаньона и других колдунов, и срезал прядь волос больного, а затем покинул наконец душную спальню.

Оскар Линч поджидал снаружи.

– Вы закончили? – осведомился он. В руках у него был поднос, на котором стоял графин с питьём – горячим, судя по пару.

– Да, пожалуй. Собираюсь вернуться завтра, около одиннадцати, – безмятежно ответил Киллиан. Конверт с прядью волос жёг карман – к счастью, лишь в переносном смысле.

– Тогда я велю слугам проводить вас… Впрочем, постойте. – Оскар шагнул в спальню и через полминуты вернулся уже без графина. – Настой всё равно должен остыть, доктор О’Пэрри велел подавать его чуть тёплым. Я сам вас провожу.

– Не стоит, я…

– Дом старинный, – мягко улыбнулся Оскар и взял его под руку, точно девицу, крепко стиснув пальцами предплечье. Хватка оказалась что стальные клещи. – Некоторые коридоры кончаются тупиками. Вы можете заблудиться с непривычки.