Коготь и цепь - Анастасия Машевская

И как только Гор отследил это каким-то забитым углом сознания, он развеселился, как безумный.

– Да! – закричал он. – Да! Да! Вот так! Наконец-то, Бану! – От былой злости и раздражения не осталось тени. Ему удалось спровоцировать девчонку на серьезный поединок, удалось всласть насладиться близостью опасности и жаром собственной крови!

– А-ха-ха-ха-ха! Клянусь Матерью Сумерек, да, Бану!

Вал прикрыл рот рукой, вытаращив глаза, Ниим осел. Остальные – и ясовцы, и орсовцы – синхронно ахали и охали на каждый особо рискованный выпад, разворот, замах. Зрелище было по-настоящему жутким. Из-под лезвий летели искры. Гистасп с ужасом озвучил: они перестали фиксировать удары, не заботясь о том, что случится, если соперник не успеет увернуться.

– Немедленно прекратите! – заверещала перепуганная Джайя.

Никто не обратил внимания. Правда, когда царевна рванулась на арену, Дан поймал девчонку за локоть – не понимает, дура! Вылезет, и ее разрубят пополам, не заметив.

Бану нырнула под дугу меча, сделала подсечку, надвинулась. Гор увернулся и сумел спружинить.

– Действительно! Ты действительно последний великий боец Храма Даг!

– Чушь! – тем же чужим, незнакомым окружению голосом ответила Бансабира. – Ранговая комната в Храме забита знаками! Ирэн Безликая!

– Стара! – парировал Гор, атакуя так, что Бану, дабы уйти с линии удара, пришлось сделать прыжок, при котором ноги прошлись полукружьем, как крылья мельницы, а корпус оказался чуть ниже, параллельно земле. Серт не удержался от смешка: крутится танша ну прямо как площадная актерка.

– Ишли! – бросила Бану, приземлившись и бросившись вперед.

– Тем более!

– Астароше! – выкрикнула Бану, рубя обоими клинками. – Астароше, Шавна, Аннамара, Габи! Уж где-где, а среди мастеров Багрового храма, – отскочила назад и наклонила голову, пропуская выпад в пустоту над плечом, – великих бойцов полно!

– Да ты сама укладывала их на лопатки десятки раз! А уж Астароше… – недобро ощерился Гор. – Напомнить?

– Подонок! – Двойной рубящий жест.

Гор отклонился в сторону, атаковал с фланга. Бану успела развернуться и встретить удар скрещенными клинками. Сжала зубы, отчетливо вспоминая, откуда у Гора такое прозвище в храме: под его тяжестью приходилось мелко семенить назад, отступая. Мысленно выругалась – в такой ситуации не оглянешься, а главное, отступая, не угодить в стену, в угол, не наступить в свалку оружия, которую организовала сама и в которой она просто замешкается или переломает ноги.

Бану выбросила из головы все глупости: надо думать не о том, как не проиграть, а о том, как обеспечить условия для победы. И так ошалела от собственной мысли, что едва не пропустила прямой удар в плечо. Гор заметил и даже обиделся:

– Ты что, совсем обалдела? Думать о чем-то, кроме меня, когда сражаешься?!

Бану наконец развеселилась тоже. Пропустив очередной выпад в опасной близости, нырнув под руку с мечом, она выросла вплотную с Гором, ткнула под дых рукоятью меча, вывернулась и перебежала на середину арены.

Отскочив, швырнула клинок, вынуждая Гора отступить в нужном направлении: одну руку всяко нужно освободить. На страх и риск, Бану решилась повторить знакомый трюк. Лавка, от которой Бану отталкивалась прежде, теперь была занята Одханом, Даном и то ли брыкающейся, то ли трясущейся царевной. Огляделась. Стрелой метнулась к пустующей скамейке, вскочила и набросилась на подоспевшего вослед Змея, посланная вперед мощным толчком стопы. Она нарочно сделала выпад ногой, зная, что мужчина не даст ей нанести роковой удар в шею. А если даст – значит, не так уж он и могуч.

Уже в прыжке Бану поняла, что Змей повелся: плотно обхватил бедро, придавил к себе, чтобы достать девчонку, которая никогда не полагалась на рукопашный бой, выбил меч. Бану вновь уселась наставнику на плечи, оскалилась, и в мужскую ладонь до середины лезвия вонзился нож. Змей зарычал, Бану наскоро вытащила оружие, отпихнула ослабшую руку и соскользнула на землю, несильно зацепив по дороге врага в челюсть. Не разгибаясь толкнула его плечом в грудь, обретая драгоценные секунды, чтобы подобрать меч, и отбежала на безопасное расстояние, стараясь отдышаться. Сердце колотилось как сумасшедшее.

– СУКА! – прорычал Гор, багровея от ярости. И Джайя, наблюдавшая поодаль, вжала голову в плечи, как черепаха.

– Змей! – заорали орсовцы, оголяя клинки.

– НЕ СМЕТЬ! – Он полностью развернулся к танше. Та стояла с видом полнейшего осознания случившегося и по-прежнему надсадно дышала во всю глубину натренированных легких.

– Прекратить! – влезла Джайя, поддерживая.

– Тану, хватит! – поддержали пурпурные. – Немедленно остановитесь.

– Я СКАЗАЛ, НЕ СМЕТЬ!

Бансабира прищурилась. Значит, вызов. Распрямилась, завела, провернув в руке, меч.

– Ты всегда училась быстро, – с наслаждением, упреком и роковым предвестием в голосе обронил Гор, надвигаясь тяжелыми шагами.

– Те, кто учился у тебя медленно, не дожил до выпуска, – объяснила Бану, внутренне подобравшись, как пружина.

Сцепив зубы, Гор перетянул ладонь куском одежды, который быстро отодрал один из орсовских солдат. Бану подождала. Потом Гор сжал рукоять меча раненой рукой: мол, это ничего, это мелочь; ты, Бану, и однорукому мне не годишься в подметки.

Солнце уже склонилось над крышами города и дворца, будто кручинясь над такими непутевыми идиотами, которые не нашли себе иного развлечения, кроме смерти. Остальные не расходились – просто из принципа стоило досмотреть, чем закончится этот совершенно абсурдный поединок.

Напрягаясь каждой клеткой тела, Гор обрушивался на Бану градом мощнейших атак. От столкновений мечи искрили и уже раздражающе звенели. Джайя тихонечко всхлипывала, заходясь мелкой дрожью. Ее будто больше нисколько не волновало, что Дан (совершенно незнакомый человек, чьего имени она не знала), утешая, обнимал ее за плечо. Впрочем, правильнее сказать, что он просто схватил ее, не рассчитывая силы, и выпучив глаза в сторону сражающихся.

Когда и как они оказались безоружными, не отследил никто. Мир взрывался вихрем поворотов, выпадов, ударов, за которыми невозможно было толково уследить, какими-то несуразными боевыми решениями, каких никак нельзя было ожидать. Где-то в середине, скручивая Бану, Гор пожаловался:

– Вот дрянь! Я отвык от этой твоей манеры!

Бансабира цеплялась за Гора, как клещ, стремясь нанести удар в самые больные места. Перехватывала его руки, пропуская, позволяя Змею вытянуть их в очередной серии атак, ныряла под них, выкручивала назад, надеясь, что у того наконец опасно затрещат кости. Как балаганная жонглерка, била ногами, выпрямляя с места, падала вниз, выбивая в голень, заходила за спину. Потом развернулась так, что Гор усмехнулся: вот сейчас она и приставит ему к горлу свой нож. Ну уж нет, ну уж на что, а на этот трюк его не поймаешь. И когда уже приготовился перехватить руку, Бану, вспомнив поединок с Шаутом, заставила тело затормозить и развернуться против линии движения, чувствуя, как недовольное таким противоестественным решением тело бунтует болезненным ощущением во всех перетянутых сухожилиях.