Коготь и цепь - Анастасия Машевская

– Что ж, достойное наказание за тысячи убитых по моей вине.

Гор расхохотался. Гистасп, заприметив вчерашнего неприятного знакомца в компании танши, существенно напрягся, вслушиваясь.

– Между прочим, Рамир передал мне твое послание.

– Что с того? – философски отозвалась Бану. – Ты же все равно не сдох.

– У тебя всегда есть шанс это исправить, – в тон Бану обронил Гор, и та впервые полноценно согласилась, что «Змей» – самое подходящее для него прозвище.

Бансабира никак не отзывалась, и Гор доверительно шепнул:

– Тебе, Бану, я не откажу.

Женщина брезгливо отмахнулась, скрывая подкатившее и давно забытое чувство животного страха, который был привычным чувством, пока она жила в тени Тяжелого Меча.

– Мм, госпожа? – неуверенно спросил из-за спины голос Гистаспа.

Приняв невозмутимый вид, Бану обернулась и отдала распоряжение посвятить вторую половину дня тренировкам. Вечером все, кроме охраны, свободны, а завтра утром пусть вновь упражняются. Со шлюхами только вчера накувыркались, в чужом стане особенно важна умеренность.

Гистасп не успел протянуть обычного «Как прикажете», когда Бансабира направилась к лошади, влезла в седло и толкнула пятками. Что сказала тану потом, генерал Пурпурного дома не разобрал – Бану зашлась на ласбарнском, которого он не знал. Однако этот тип со шрамом в половину лица ему еще прошлым вечером не понравился, поэтому когда танша выехала на улицу, Гистасп подозвал Ниима и велел ему немедленно разыскать Раду. Пусть усиленно стерегут тану все время, когда она во дворце.

От живой беседы на ласбарнском Бану сама давненько отвыкла. После того как покинула Багровый храм, она обращалась к этому наречию только в переписке с Рамиром и позже – с Юдейром, которого весь срок его службы в роли оруженосца танша обучала сама. Ангоратский был совсем ненадежным – жрецы в любом танааре с разной степенью легкости могли бы перевести военное сообщение, ласбарнский в этом отношении был предпочтительней.

Что ж, поговорить с Гором стоило хотя бы ради того, чтобы подтянуть притупившиеся навыки.

Но – слова с языка не шли. Что сказать? Что спросить? Зачем ты бросил меня посреди леса, напоив снотворным, без средств к выживанию? Зачем надоумил Алая обратиться с брачным предложением в Яс? Ведь ясно же, что это он, Гор, стоит у истока такой причуды… Где он был все это время? Что делал? Когда видел Рамира? Зачем набился к ней, Бансабире, в няньки?

– Думаю, глупо спрашивать, о чем ты хотела поговорить? – также по-ласбарнски спросил Гор.

– Для чего Алай назначил тебя ходить за мной хвостом? – вопросом на вопрос ответила танша, чувствуя, как приспосабливается гортань к мягкому, окатистому наречию пустынь.

– Разве не очевидно?

– Учитывая, что это царь, лояльность которому избрал ты, Тиглат Тяжелый Меч, нет, не очевидно. Варианты могут быть самыми разными.

Мужчина рассмеялся. Они выехали за стены дворца и теперь держали коней шагом. В оживленном гвалте города их перебрасывание фразами вливалось в общий шум.

– Хотя здесь ведь тебя зовут Змеем, да?

– О, ну к тебе это не относится, – благосклонно наклонил голову мужчина.

– Отчего? Мне тут с утра порассказали о местных обычаях. Эти хрис… ане не признают Змея носителем Первородной Силы и Мудрости. Для них Змей – это гад и корень вселенского зла.

– Бану, я много раз говорил, что тебе следует называть меня Гором.

– Как тебя ни назови, сути это не меняет. Ты подонок.

– Тогда уж лучше «Змей», – ничуть не теряя веселости тона, ответил Гор.

– Подонок, – согласилась с собой Бану.

– А ты все такой же ребенок, – еще благосклоннее проронил Змей, чем окончательно вывел Бану из себя. – Слыхал, у тебя самой уже есть малец?

– Заткнись, – прошипела Бансабира совсем по-змеиному. – Замолчи и не открывай рта, раз уж мне не отвертеться от тебя все то время, пока я торчу здесь.

– С чего бы? – оскорбился Гор. Впрочем, весьма нарочито.

– С того, что… – Бану обернулась в седле в сторону попутчика. – Как тебе вообще удается делать вид, будто ничего не случилось?!

– А разве что-то случилось?

Бансабира вцепилась в поводья клешнями.

– Разве я сделал что-то не так? – вкрадчиво продолжал Гор. – Разве, останься я тогда подле тебя, ты бы стала тем, что ты есть сейчас?

Вот черт! Всегда, когда Гор говорил таким голосом, он либо задавал сложные вопросы, на которые у Бану не было ответа, либо отдавал приказы и делал выводы, на которые Бану никак не могла закрывать глаза.

– Впрочем, если считаешь, что я мог бы научить тебя чему-то еще, – всегда готов.

Танша вновь скосила взгляд на бывшего наставника. Как ни крути, а лучшего учителя ей еще не встречалось, прошедшие три года убедили красноречиво.

– Предлагаю проверить.

Гор явно заинтересовался. Уголки губ дрогнули немного вниз, брови – вверх.

– Где? Когда?

– Каждый день. Там, где это будет уместнее всего. Тебе лучше знать.

Мужчина только кивнул и развернул коня на ближайшем перекрестке в сторону дворца. Не стоит оттягивать то, что он надеялся повторить уже несколько лет. Больше они не говорили; Бану молча следовала за ним. Как раньше. Как когда-то давно.

Они въехали на крупный пустынный двор, где тренировались, судя по всему, элитные войска царя. Поскольку площадь позволяла, танским свитам разрешено было упражняться тут же. Бану, приближаясь, узнала кого-то из своих – кого-то из них в полдень видела в конюшне. Когда Змей и тану появились на пустыре с расставленными поодаль мишенями и стеллажами оружия, мужчина что-то вскрикнул, и остальные разбежались. Больше двух третей солдат предпочли разойтись вовсе, другие расселись где-то по периметру, приводя в порядок дыхание после упражнений, вытирая пот, расслабляя ноги и руки. Змей гаркнул еще, и один из знакомцев подал ему зазубренную, гнутую крюком ласбарнскую саблю. Бану шипя выругалась.

Нашла глазами Шухрана, тот попросил подождать четверть часа, потом явился с запыхавшимся Лигдамом, который прибежал со всем танским вооружением. Увидев оруженосца, Бану вытащила из ножен кованный специально по ее руке полуторник, отстегнула с пояса оставшееся оружие (Лигдам подобрал, когда госпожа тронула коня) и полукружьем отдалилась от Змея. Тот повторил маневр, точно в зеркале, и оказался по другую сторону арены.

Они не сговаривались, но кони двинулись одновременно.

Схватка была краткой и жаркой. Каждый из всадников, в последний момент разгадывая замысел соперника, раз за разом натягивал поводья все туже, резко разворачивая лошадь в сторону, уходя с линии атаки, бросая зверя вперед, чтобы усилить собственную силу весом коня. И сила Рук Праматери была такова, что удила рвали губы до кровавой пены.