Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - Александр Надеждин

– Любопытный мезон[44], ты не находишь? – повернулся Иванов к супруге. – Вот смотри, если его боковые части соединить сзади в окружность, то он тогда, своим видом сверху, сразу стал бы напоминать такую... гигантскую копию шапочки тореадора, забыл, как она называется.

– Кого?.. Тореадора? – подняв голову вверх, немного скептичным тоном протянула супруга.

– Ну да. Вот смотри, это тогда был бы цилиндр... сама шапка, которую они на голову надевают. А вот эта вот фасадная часть... она уже как тот козырек вертикальный, который у них сзади, зачем-то к шапке пристроен. Ну как, похоже?

– Такие шапки не тореадоры носят, а испанские жандармы.

– Э-э, да, да, да, да, да, точно. Пардон, обмишурился. Ты смотри, какая наблюдательная.

– Наблюдательная, наблюдательная, – выразительно глядя на него, протянула дама в бежевом манто. – Просто так лапшу на уши не повесишь. Не пройдет.

– Господи, опять за свое, – поморщился ее собеседник. – Да никто тебе ничего никуда не вешает. – Было заметно, что в нем пробудилось и постепенно нарастает уже не наигранное, а совершенно искреннее праведное негодование. – Ну скажи, я тебе хоть раз в жизни соврал? А? Ну, скажи, скажи. Хоть раз ты меня на лжи поймала?

– Не поймала.

– Ну вот.

– Так правильно. Правильно. Самый лучший способ не соврать – это вообще никогда ничего не рассказывать.

– А я тебе ничего не рассказываю?

– Конечно.

– Да что ты говоришь? Совсем, совсем.

– По сути дела, совсем. Если не считать твоих дурацких баек. Нет, ну это надо только представить. Больше полумесяца где-то, неизвестно где, пропадал и как в порядке вещей. Вот он я, встречайте, радуйтесь. И где ж ты был, дорогой, куда ездил? Как всегда, по делам рейха. Ну а все же? Да так, то в одно место, то в другое. Потом вдруг Нью-Йорк какой-то всплывает. Москва. В Москве, как оказывается, целую неделю был, с лишком, а позвонить только раз один соизволил. И то, чтоб только сообщить, что возвращается. Ну как же, занят был, времени не было. Нормально.

– Да, не было. Представь себе. Не было.

– Представляю. Очень даже хорошо представляю.

– Ничего ты не представляешь. И звонить я раньше не мог. Нельзя было.

– Ну конечно, конечно.

– Конечно. Ты что, не знаешь, какая у меня работа? Снова все объяснять надо? Я вот и сейчас тебе, между прочим, тоже ничего не говорю. Какого рожна мы тут, как идиоты, лазаем. Чего вынюхиваем. Хотел бы сказать, да не могу. Права не имею. Потому что дело слишком серьезное. Слишком много... на кону стоит. Согласилась мне помочь – большое спасибо. Раздумала, расхотела – твое право. Можешь возвращаться в свой ТАСС. Нет проблем. Мероприятие все, естественно, коту под хвост. Ну ладно, будем думать, что дальше делать.

– Ой, Иванов, слушай, вот только этого не надо, а?

– Чего не надо?

– На сознательность давить, вот чего. Я понимаю, конечно, вы все на это большие мастера. И не только на это.

– А на что еще?

– На то, чтобы очень грамотно, в нужный момент, в сторону вильнуть. Перевести тему разговора. В нужное вам русло. Эдак плавно и незаметно. За дурочек нас только держать не надо, ладно? Приемчик-то известный.

– Дурочка. Да никто вас ни за кого не держит. Особенно я. Особенно тебя. Да ты для меня как... богиня. Как звезда путеводная. Луч света в темном царстве. Да что б я без тебя... вообще... на земле этой грешной.

– Ну все, запел. Голосистый соловей. Не надо. Эти методы мы, слава богу, тоже знаем.

– Да а чего ты не знаешь! Между прочим, если хочешь знать, я у тебя больше, чем у кого-либо другого учусь.

– Да? Это чему же?

– Всему. Наблюдательности. Знанию людей. Умению схватывать суть.... Интуиции.

– Иванов, прекрати немедленно. Слышишь? Иначе...

– Да чего переставать. Я же без тебя вообще ноль. Полнейший. Без всяких аллегорий. На полном серьезе.

– Ну, конечно.

– Конечно. Помнишь... я раз... в Венсанском лесу с одним дустом встретиться должен был. Полдня перед этим по городу колесили. Я ничего не заметил, а ты «Ситроен» спалила, темно-синий, что нам якобы пару раз на «хвост» падал. И номер даже запомнила. Хорошо вовремя. Практически в самый последний момент домой повернули. А так... повязали бы меня в лесу, во время встречи, и... будьте любезны, господин третий секретарь, собирайте манатки и в двадцать четыре часа – ...ту Раша уиз лав...[45]персоной нон грата.

– Ты же сказал, что вы потом этот номер по своей картотеке «пробили», он, как оказалось, к «наружке» никакого отношения не имел.

– Ну и что. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Так что... что б я без тебя... Куда. А если обидел когда... черствостью... невниманием... легкомыслием... эгоизмом, то... хочешь, я перед тобой сейчас... здесь... на колени... вот в эту вот вонючую парижскую лужу? Хочешь?

– Хочу. Лужа только что-то уж больно мелка.

– Да? Ну... ничего, сейчас другую найдем. А хочешь... в иных формах искуплю. Отработаю. Готов нести любую повинность. По самым стахановским нормам. За весь срок вынужденного отсутствия. И... простоя.

– Отрабатывать прямо здесь будешь? Стахановец.

– Лучше бы, конечно, в стационарных условиях.

– Значит, если я правильно поняла, здесь наша миссия уже закончена?

– Почти. Еще только в одно местечко заглянем. Ненадолго. Так, для очистки совести. Если, конечно, мадам не будет ничего иметь против. – Не дожидаясь словесного ответа, Иванов галантно предложил своей спутнице руку, сопроводив этот приглашающий жест таким смиренно-просящим выражением лица, устоять перед которым не смогло бы даже самое жестокосердное упрямство.

Пройдя не спеша добрую сотню метров вдоль слегка искривленного фасада здания, напоминающего жандармскую каскетку, они через пару минут зашли в расположенный в его правом крыле, за громадными подсвечивающимися стеклянными витринами, выставочный салон какой-то дилерской фирмы под названием «Жюно Моторс», специализирующейся исключительно на продаже автомобилей «Крайслер», о чем свидетельствовал нависающий над самым входом длинный горизонтальный рекламный щит.

Оказавшись внутри и, буквально на какое-то мгновение задержавшись со своей спутницей почти на самом пороге, Иванов быстро, слева направо, окинул внешне немного праздным и рассеянным, но на самом деле очень внимательным взором открывшееся перед ним замкнутое пространство, образующее, если смотреть в плане, пятиугольник, с неравномерной длины сторонами. Хотя по площади салон занимал не так уж и много места – от силы триста—триста пятьдесят квадратных метров, тем не менее, благодаря умелому внутреннему дизайну, он выглядел на удивление достаточно просторным и, что самое главное, оказался весьма и весьма вместительным. Прямо напротив входа, вдоль всей дальней стены, за молочно-матовыми перегородками тянулся ряд служебных помещений; справа стояли невысокие овальные столики продавцов-консультантов; а на площади всего остального свободного пространства, на чуть скошенных цилиндрических подставках, со скоростью сонной улитки, вращалось более трех десятков ослепительно сверкающих автомобилей, разных моделей и расцветок, принадлежащих к одной и той же престижной породе, о чем свидетельствовала виднеющаяся у каждой из них под капотом характерная эмблема, которую склонный к ассоциативному мышлению только что зашедший посетитель сравнил бы с летящей на бреющем полете большеголовой совой. Покупательского ажиотажа в салоне между тем явно не наблюдалось: за одним из столиков, с правой стороны, сидела, рассматривая какие-то бумаги и тихо переговариваясь с консультантом, немолодая, немного чопорная пара; в центре же салона, с довольно безучастным видом, заложив под распахнутым дорогим пальто за спину руки, одиноко лавировал между выставленными автомобилями, не задерживаясь долго ни перед одним из них, довольно лощеного вида высокий грузный выходец откуда-то, как Иванов определил, то ли из Камеруна, то ли из каких других краев центральной части Черного континента.