Гонзаго - Андрей Малыгин

Но с этим еще как-то можно было на время примириться. Главным для Жоржа было, как он и нацеливался, достигнуть желаемого результата. Но и здесь тоже вышло неприятное осложнение.

Оказавшись в домашней обстановке, Женечку и вовсе не на шутку развезло. Речь ее стала по большей степени нечленораздельной и отрывистой, а координация движений совсем расстроилась. Она неуклюже плюхнулась на кровать и тут же совершенно отключилась. Жорж пытался ее растормошить, говорил какие-то ласковые, с интимным намеком слова, но, в конце концов, понял, что это уже перебор и ни о каких любовных утехах здесь мечтать не приходится. А это, как вы понимаете, было чертовски обидно. В его романтический план на развлечения это уж никак не входило. Он еще попробовал освободить объект своего вожделения от ненужной теперь одежды и с удивлением обнаружил, что и так небольшая Женечкина грудь имеет явно искусственное происхождение. Если же выразиться попроще и попонятнее — то грудь просто была накладная. Вполне естественно, что вначале он сильно опешил, потому как с подобной ситуацией в своей жизни ему пришлось столкнуться уж точно впервые. В добавление ко всему этому и блондинистые волосы на Женечкиной голове тоже оказались лишь хорошо изготовленным париком. Последней же черной каплей в этой срывавшейся любовной истории было то, что растревоженный Жоржем дамский организм наполовину искусственной и здорово перебравшей не без его стараний красавицы отреагировал, как и положено ему в таких случаях. Девушку сильно стошнило прямо чуть не на одежду Бабия, отчего она мгновенно потеряла последние капли былой привлекательности.

Жорж отбыл уже под утро на такси в пресквернейшем настроении. Казалось бы, хорошо начавшийся и такой многообещающий вечер завершился, увы, самым печальным исходом. Но еще более ужасным во всей этой истории оказалось то, что, уже будучи у себя на квартире, на сильно помятой, но все еще белоснежной рубашке он неожиданно обнаружил некое темное и плоское насекомое, на поверку оказавшееся просто откормленным здоровенным клопом! Этого ему только и не хватало! Чтобы у него в доме да спокойно расхаживали бы клопы! Подобная мысль по своей сути была почти что чудовищной. У директора городской филармонии дома клоповник! Почти что сенсация с последствиями настоящей катастрофы, и на всей столь трудной, многострадальной карьере можно ставить элементарный конец.

Вот бы эту информацию да подбросить жадным до волнующих сообщений вездесущим журналистам! Уж они бы над этой темой расстарались! От клопов уж точно бы в печати не отмыться.

Получалось, хочешь не хочешь, а теперь надо было в срочном порядке проводить дезинфекцию всей одежды, в которой он находился в гостях, да и не только ее.

Бабий быстренько встряхнулся, подтянул почти новый галстук, аккуратненько прошелся расческой по волосам и пристально взглянул на свое зеркальное отражение.

«Мда… Как не пытался он избавиться от седины, как не рвал ее почти каждый день беспощадно, а она, наглая, так и лезла на глаза, так и выпячивалась. Да и подглазины, как на праздник собрались, тут как тут.

Сколько раз себе давал обещание не увлекаться алкоголем, сколько раз себе твердил про меру. И никак! Как об стенку горох! Уж до чего эта дамочка капризна, эта самая мера почтенная. И до чего своенравная! Ждешь ее, голубушку, стережешь, анализируешь ситуацию, и чувствуешь вроде бы себя неплохо, можно даже сказать — убедительно. Все нормальненько, все в порядке. И ноги, и голова, и язык, и душа порхает безмятежно вместе с общим положительным настроем. Ничего не предвещает нехорошего. Да и закуска, друзья дорогие, то, что надо. И, кажется, что еще стопочка одна небольшая просклизнет без вреда, совсем незаметненько. А что ж, ты хуже других, что ли? Не церковная ведь трапеза, в самом деле! Выпил за компанию, закусил… И вдруг — бах, здравствуйте, девочки, вот тебе и на. Ожидаемую-то станцию проехали! Как же так?! Ты начинаешь к силе воли прибегать, изо всех сил напрягаться. А уж и нет, ничего не получается. Вновь попытка провалилась, и причем окончательно… И к вам в гости снова пожаловал ваш старый недобрый знакомый — Перебор Переборович Покачнись-Запнинский!»

Жорж разглаживающими движениями пальцев рук пробежался по щекам от глаз к подбородку, поиграл немного губами и тут же услышал легкий стук в дверь. Это пришла его секретарь Верочка Бритвина.

Дверь открылась, и в кабинет впорхнула ее знакомая фигурка.

— Можно, Жорж Саввич? — с легкой улыбкой, кокетливо покачивая головой, промурлыкала девушка.

— Ну, конечно же, — живо приободрившись, ответил Бабий, как всегда с удовлетворением пробегаясь взглядом по красивым и слегка прикрытым коротенькой юбочкой ножкам секретарши. — Ты, как всегда, у меня в отменной форме. Радуешь глаз и вызываешь положительные эмоции у начальника. Хвалю. — Он погладил девушку по задней части бедра и, смягчившись, продолжил: — Ну давай, докладывай, что там у нас за клиент такой заковыристый объявился. — Он пробежался глазами по написанной Верочкой бумажке. — Так, значит, говоришь, должен сейчас перезвонить этот самый доктор Гонзаго? Ладно, соединяй, узнаем поподробнее, чего желает душа этого столичного импресарио.

Он притянул девушку к себе, чмокнул в щеку, шумно втянул носом воздух и на ухо ей прошептал:

— Ваш соблазнительный вид, дорогая помощница, совсем не настраивает меня на серьезную работу… А может, их бросить на время, к чертовой матери эти самые дела-то, как ты думаешь, и заняться нам чем-нибудь другим, более волнующим и приятным?

Верочка закатила глаза и, мягко положив руку на плечо шефа, наигранно пропела:

— Бросить работу я не могу, это не в моих силах, вы же знаете, но… можно… подумать над вашим предложением и как-то совместить…

Она не успела договорить, как требовательно напомнил о себе телефон.

Взгляды их встретились, и директор филармонии после некоторой паузы недовольно кивнул головой.

Верочка сняла трубку и мягко произнесла привычную фразу:

— Приемная директора филармонии. Слушаю вас.

Как и ожидалось, звонил доктор Гонзаго.

Верочка вопросительно посмотрела на шефа, а тот, поиграв губами, развел руки в стороны и обреченно пожал плечами. А это означало, что как ни прискорбно, а придется приятные планы отставить в сторону.

Хозяин кабинета взял телефонную трубку, лицо его сразу же приняло официальное выражение, и он отрывисто произнес:

— Да. Говорите. Слушаю вас… Добрый день, очень приятно. А что у вас за вопрос? Хотите провести в городе серьезное мероприятие? Мда, это интересно. — Глаза Бабия забегали. Он жестом отпустил девушку и продолжил разговор: — Вы кому-нибудь кроме меня уже звонили? Нет. Хорошо… Понимаю, что лучше всего обсудить при личной встрече, вполне с вами соглашаюсь. Но не могли бы мы с вами, доктор, — он заглянул в листочек, — Гонзаго, встретиться по этому поводу завтра, к примеру с утра, и не спеша обо всем поговорить? Утро вечера мудренее. Завтра не можете? Должны быть в Москве в Министерстве культуры? — Бабий как-то весь сразу подтянулся и подобрел лицом. — Понимаю. Ну тогда, конечно же, надо встретиться сегодня… обязательно. Придется мне кое-что в моем сегодняшнем графике подкорректировать… Так, так… прошу прощения, — он сделал паузу, положил трубку на стол, словно вглядывался в свои бумаги. Посидел еще секунд с двадцать с закрытыми глазами и, снова прислонив трубку к уху, проговорил: — Так, доктор, я тут кое-что, пожалуй, у себя смог бы перенести и на другое время. Прошу не обижаться, но смогу вас принять не раньше, чем через два часа. Вас это устраивает? Ну и отлично. Тогда жду вас ровно в два у себя. Вы знаете, как нас найти? Ну все, тогда без проблем. — На этом разговор закончился, и Жорж, мягко положив трубку на место, впал в некоторую задумчивость.