Под сенью каштанов - Маурин Ли

— Я плохо себя чувствую.

— На мой взгляд, ты выглядишь вполне нормально. — И действительно, он (или она) выглядел олицетворением здоровья.

— У меня болит живот. Причем очень сильно.

— В таком случае тебе нужно сходить к врачу. — Действительно, порозовевшие щечки вполне могли означать, что у ребенка жар. Или лихорадка.

— А вы отведете меня к нему?

Ванесса лишь презрительно фыркнула.

— Ни за что! Делать мне больше нечего. — Нет, ну и угораздило же ее оказаться в таком положении! Конечно, это ужасно, что она отказывается отвести больного ребенка к врачу, но, с другой стороны, она никогда не видела этого малыша и посему не может нести за него (или все-таки за нее?) никакой ответственности. — А где твои мама и папа? — поинтересовалась она.

— Папа на работе, а мама служит в армии. Они развелись. Мама заявила, что роль только жены и матери ее не устраивает.

— И твой папа преспокойно отправился на работу, зная, что ты плохо себя чувствуешь? — Ванесса невольно испытала негодование. Некоторые люди просто не заслуживают иметь детей.

— К тому времени как у меня заболел живот, он уже ушел.

— А сейчас он болит по-прежнему? — Черт возьми, что же ей делать? Будучи единственным взрослым человеком в пределах видимости, Ванесса решила, что она все-таки обязана предпринять хоть что-нибудь. — Ты вообще-то завтракал сегодня утром? — А можно ли ребенку есть что-нибудь, если у него болит живот? Проклятье, об этом надо спрашивать не у нее — Ванесса совершенно не разбиралась в таких вещах.

— Нет, сегодня утром у меня во рту не было ни крошки.

— А как насчет теплого питья?

— Нет, ничего такого у меня тоже нет.

— А на чем ты стоишь?

— Здесь, в стене с моей стороны, выпали кирпичи: я стою на них.

— Если ты перелезешь через стену ко мне, я могу угостить тебя теплым молоком. — Пожалуй, это было самое меньшее, что она могла сделать, хотя и питала к детям стойкую неприязнь, как, впрочем, и к кошкам, и к собакам.

— А я могу взять с собой свои краски, чтобы мы вместе нарисовали картину после того, как я выпью теплого молока? — с волнением поинтересовался ребенок.

— Почему бы и нет? — ответила Ванесса сквозь зубы. Сердце у нее упало. Она отчаянно хотела отказаться, но тогда она чувствовала бы себя Злой Ведьмой с Запада[29]. Похоже, сегодняшний день пропал. — Как тебя зовут? — По крайней мере, теперь она узнает, кто перед ней — мальчик или девочка.

— Чарли. Я сейчас принесу свой набор для рисования.

Ребенок исчез, но только для того, чтобы вновь появиться буквально через несколько секунд, чего вряд ли можно было ожидать от малыша с больным животиком. Он ловко перепрыгнул через стену, держа в руках коробку с красками, дешевый альбом для рисования и тряпичную куклу с неестественно длинными ногами, зажатую под мышкой. Ванесса окинула одобрительным взглядом невысокую стройную фигурку, но тут же с разочарованием отметила короткую джинсовую юбочку и узкие красные штанишки.

— Чарли — уменьшительное от чего? — с подозрением поинтересовалась она.

— От Шарлотты.

— Красивое имя.

— Я его ненавижу. А как зовут вас?

— Ванесса.

— И ваше имя мне тоже не нравится.

— Что ж, мне очень жаль. — Так уж вышло, что на собственное имя Ванесса тоже никогда не обращала особого внимания.

— Думаю, надо бы разрешить креститься самостоятельно и менять имена каждые пять лет. Раньше мне хотелось, чтобы меня звали Стэйси, как девочку из сериала «Ист-эндерз», но теперь я, пожалуй, предпочла бы имя Анжелина.

— Да, наверное, это было бы неплохо — менять имя каждые пять лет, — согласилась Ванесса. Когда-то она мечтала о том, чтобы у нее было какое-нибудь шекспировское имя, что-то вроде Оливии или Розалинды. — А сколько тебе лет, Чарли?

— Семь, но я выгляжу старше и умна не по годам — так всегда говорила мама.

То же самое приходилось слышать и Ванессе, когда она была маленькой, но никаких особенных выгод ей это не принесло. И не помешало Уильяму Ханту бросить ее у алтаря.

— Ну, так как ты относишься к теплому молоку? — полюбопытствовала она.

— Положительно, благодарю вас, — с самым серьезным видом ответила Чарли. Она сложила свои богатства на металлический стол и последовала за Ванессой в дом. — И еще мне не на что ставить свои рисунки, — пожаловалась девочка.

— Ты имеешь в виду мольберт? Что ж, в таком случае тебе придется научиться обходиться без него, верно? Я ведь тоже сейчас рисую без мольберта.

— А у вас здесь очень мило, — заявила Чарли, когда они вошли в кухню. — Особенно мне нравится плитка. Вы сами ее разукрашивали?

— Нет. — Ванесса налила в керамическую кружку молока и поставила ее в микроволновую печь.

— А вы не очень-то разговорчивы, верно? — заметила девочка.

— Зато ты болтаешь без умолку, — парировала Ванесса.

— Моя мама тоже так говорила.

Пока подогревалось молоко, Ванесса приготовила кофе. Она стащила из холодильника два шоколадных бисквита, не имея представления, кому они принадлежат, и оба отдала Чарли.

— Надеюсь, что от них твоему животу не станет хуже.

— Нет, что вы! Конечно, не станет. Кстати, ему уже немного лучше. Может быть, это от одной только мысли о молоке.

Ванесса начала сомневаться в том, что живот у девочки вообще болел. Уж слишком хорошо она выглядела, да и чирикала вполне жизнерадостно.

— Чем занимается твой отец?

— Он специалист по компьютерам, — с гордостью провозгласила Чарли. — Он уже придумал целую кучу игр, и теперь у него собственная фирма в Киркби Трейдинг Истейт[30]. Во все из них я играла, хотя большинство для меня — просто старье.

Кажется, Чарли была из числа тех противных детей, которые поступают в университет в двенадцатилетнем возрасте, а спустя пару лет заканчивают его с отличием.

— Давай вернемся в сад? — предложила Ванесса. — Вот, возьми бисквиты, а я захвачу молоко. — Она была весьма довольна собой и ощущала себя доброй самаритянкой оттого, что проявила заботу о странной девочке, которая явно страдала от одиночества, и взяла ее под свое крыло. А если Ванессе когда-нибудь выпадет счастье увидеться с папашей Чарли, этим самым компьютерным гением, то она непременно выскажет ему все, что думает об отцах, способных бросить больную дочку совершенно одну.

Остаток утра Чарли пролежала на траве на своем больном животике рядом с Ванессой, старательно копируя каждое движение ее кисти. Куклу, которую, как оказалось, звали Гвендолин, девочка посадила себе на шею. В сад ленивой походкой забрел рыжий Кеннет. Чарли заявила, что не знает, чей он, но завтра непременно попробует нарисовать его.