Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - Вирхиния Вальехо

– Зачем такой женщине, как я, насильник с авиакомпанией, когда у моих ног честный человек с одним самолетом и сотней журналов? Он постоянно окружен приятными людьми, оказывает финансовую поддержку Рейнальдо и Каролине Эррера, звонит по три раза в день, утверждая, что без ума от меня.

– Представь, если ты станешь директором «Каролины»! – добавляет, смеясь, Дэвид из Лондона.

Армандо сообщил: один канал в Майами ищет ведущую для нового выпуска новостей. Меня приглашают на пробы. Приехав, я устраиваю безупречную презентацию. Через пару месяцев мне сообщат, возьмут меня или нет. Этой ночью я ужинаю с Кристиной Саралеги и ее мужем Маркосом Авилой. Она работает на Армандо, а он радуется успеху своей музыкальной группы, возглавляемой Глорией Эстефан[171], превратившейся в современную сенсацию благодаря песне «Ла Конга». Прошли месяцы телефонных ухаживаний, я наконец-то принимаю приглашение Армандо поехать в Мексику. На этот раз мы путешествуем вдвоем. В аэропорту от трапа самолета до таможни расстелена красная ковровая дорожка, как будто мы президент и первая леди Андского сообщества[172]. Поскольку очень богатые люди не проходят таможню, если только они не рок-звезды, чье вдохновение вызвано галлюцинациями, в окружении толпы подчиненных мы направляемся в его «мексиканскую империю». С нижнего балкона виднеется подобие супермаркета: тысячи книг и журналов расставлены на стеллажах высотой с башню. Я спрашиваю, что это, а Армандо отвечает: это книги, которые будут распроданы за эту неделю.

– За неделю?! – произношу я ошеломленно. – И сколько ты получаешь с продаж?

– Пятьдесят процентов. Автору достается где-то десять-пятнадцать…

– Вау! Тогда лучше быть тобой, чем Гарсией Маркесом или Хемингуэем!

Мы заезжаем в президентский люкс отеля «María Isabel Sheraton» с двумя спальнями. Там «король продаж» открывает мне истинную причину своей любви: он хочет, чтобы у нас было много детей, потому что обожает их, а мне посчастливилось стать кандидатурой на роль матери. Наши дети будут последними и непременно самыми любимыми из всех; в жизни Армандо, помимо детей от брака, присутствует еще много внебрачных.

– Проси у меня все, что захочешь! Ты сможешь жить, как королева, всю оставшуюся жизнь! – радостно заявляет он, глядя на меня, как на голштинскую корову[173], чемпионку с сельскохозяйственной ярмарки.

Я отвечаю, что тоже обожаю малышей, но внебрачных детей не рожу ни от Карла V[174], короля Испании и императора Германии, ни от Людовика XIV, «короля-солнца»[175]. Армандо спрашивает: хочу ли я выйти за него, тогда дети бы родились в браке. Внимательно глядя ему в глаза, я говорю, что, даже выйдя замуж, не стану рожать. Но мы наверняка отлично проведем время.

Армандо разозлился, повторяя то, что всегда писали обо мне в прессе:

– Мне уже говорили, что ты ненавидишь детей и не хочешь рожать, чтобы не испортить фигуру! Ты приносишь неудачи! Только что вспыхнула забастовка!

– Тогда, если завтра у меня не будет обратного билета в Колумбию, я присоединюсь к бастующим и прокричу перед камерами компании «Televisa»: «Долой иностранную эксплуатацию!» Я больше не хочу ничего знать о магнатах с авиакомпанией или с самолетами, все вы тираны! Прощай, Армандо.

Неделю спустя он звонит из Каракаса в шесть часов утра, сообщая, что проезжал через Колумбию. Хотел увидеться со мной после того, как уладил забастовку, но должен был срочно уехать, потому что Пабло Эскобар пытался его похитить.

– У Пабло три миллиарда долларов, а не триста миллионов и один самолет, как у тебя. К тому же он мой сверстник, ему тридцать пять, а не шестьдесят пять. Не путай Эскобара с Тирофихо. Руководствуясь элементарной логикой, ты должен задуматься о его похищении, а не он. И прекрати уже звонить мне в такое время, я, как и Эскобар, встаю в десять часов утра, а не в три часа ночи, как ты!

– Ты вполне обоснованно не хотела быть матерью моих детей, потому что до сих пор любишь своего «кокаинового короля»! Мои люди уже доложили, что ты была любовницей этого преступника!

– Если бы я на самом деле была любовницей седьмого богатейшего человека в мире, то даже не ступила бы в твой самолет, не полетела бы в Мексику и на презентацию в январе, – заявляю я на прощание.

Не верю ни единому слову о предполагаемой попытке похищения. Два дня спустя вижу десять орхидей, вырезку из газеты с моим любимым фото и записку, которая гласит, что у Пабло остался только один-единственный самолетик и он не может провести остаток жизни, вновь не увидев моего лица на своей подушке. Снова звонок – я вешаю трубку. В следующие выходные решаю: пора прекратить страдать из-за одержимых преследователей, нужно возвращаться в привычное русло с традиционными ценностями. В Майами, в Фаунтинблю, меня ждет Дэвид Меткалф с ромовым пуншем, украшенным зонтиком, и с навесом от солнца. На следующий день приезжает Хулио Марио Санто Доминго, который обнимает меня при встрече и, два раза покружив в воздухе, восклицает:

– Посмотри на нее, Дэвид! Вот это – настоящая женщина! Она вернулась, вернулась! Она пришла из мира богатейших мужчин планеты к нам, беднякам! – и пока Дэвид наблюдает за нами с видом, похожим на первую вспышку ревности во всей его жизни, Хулио Марио, смеясь, поет:

В такси до аэропорта, откуда мы полетим обратно с авиакомпанией «Avianca» (собственности Санто Доминго), они с Дэвидом радостно шутят над пациентками Иво Питанги, их общими подругами. Хулио Марио так счастлив, поскольку Дэвид сэкономил ему состояние, заплатив за номер, что «остался бы в этом чудесном такси, смеясь с нами, до конца своей жизни». Приехав в Боготу, я прощаюсь с ними и вижу около дюжины машин, отъезжающих на большой скорости, с армией телохранителей, ждавших на выходе из самолета. Они опять не проходят таможню. Какой-то служащий из компании Санто Доминго берет мой паспорт и быстро отводит к другой машине. Мне кажется, такие, как Хулио Марио и Армандо – не как Пабло и Гильберто, они истинные правители мира.