Заговор призраков - Елена Клемм

– А вот цинизм тебе совсем не к лицу. Сначала отрасти усы, чтобы усмехаться в них, произнося наиболее смачные гадости.

– Это не цинизм, а здравый смысл! Представляете, как было б здорово, живи мы веком ранее! Тогда все было… даже не знаю, как сказать… более настоящим!

Его обида на современность не могла не отозваться в душе миледи. Сэр Генри рассказывал, что в дни его молодости мораль казалась чем-то вроде корсета: днем затянешь потуже, вечером – распустишь, а если твои пальцы не справляются со шнуровкой, помогут чужие. А Дэшвуд, дай ему слово, и не такое бы порассказал. В XVIII веке никто не взглянул бы косо на светскую даму, зачастившую к холостяку, если ей, конечно, хватало ума принимать меры предосторожности. Полумаска, плащ-домино… Увы, плутни канули в прошлое. Барон Мелфорд был так стар, что наверняка застал еще те деньки, когда Адам пахал, а Ева пряла, так что и мечтать не о чем. Пустое.

– Зачем грезить о несбыточном? Время не повернуть вспять. И с годами мы будем становиться все более цивилизованными.

– А разве вы, леди Мелфорд, не мечтаете о несбыточном? – подловил ее Чарльз.

Она горько усмехнулась.

– Так и мне не мешайте мечтать. Порою я представляю прошлое, как только что сотканный гобелен, на котором еще не успели поблекнуть краски. Такой просторный гобелен, что на нем хватает места и Истинному королю, и его верным якобитам, и другим людям, которые не боялись ничего, кроме скуки. Если бы я мог, я постелил бы этот гобелен вам под ноги, леди Мелфорд. Вы ступили бы на него, и вам не было бы тесно.

Он посмотрел выжидательно, но она раскрыла томик Диккенса, уложенный в дорожную сумку заботливой Грейс, и всю дорогу до Вест-Вайкомба следила за угасанием Нелл, оказавшейся на поверку особой невероятно живучей.

Когда хлюпанье колес по жидкой грязи сменилось перестуком по мостовой, Лавиния оторвалась от страницы.

– Мы приехали?

– Да, уже в Вест-Вайкомбе, – сказал Чарльз, глядевший хмуро.

Своей книги он не захватил и почти час, вытягивая шею, читал чужую. Но вряд ли ему был по душе слезливый реализм Диккенса.

– Только в усадьбу мы не поедем. После смерти Дэшвуда имение оттяпал его племянник, святоша, каких поискать. Так что в самой усадьбе смотреть нечего, кроме разве что портретов Уилберфорса и коллекции религиозных брошюрок.

– Твой дядя не упоминал усадьбу. Он говорил про церковь и мавзолей, в котором хранится сердце Пола Уайтхеда, приспешника Дэшвуда.

– Так за чем же дело стало? Пойдемте к мавзолею, он как раз под боком у церкви, – согласился Чарльз и, приоткрыв дверь, отдал извозчику соответствующее распоряжение.

Церковь Святого Лаврентия высилась на вершине поросшего кустарником холма, точно сторожевая башня.

– Зачем надо было строить церковь так высоко? – удивилась Лавиния.

– На сей счет существует легенда, – авторитетно заговорил Чарльз. – Якобы церковь начали строить еще в двенадцатом веке на лугу, но каждое утро строители находили кирпичи на вершине холма. Намаявшись их перетаскивать, они пригласили священника. Тот принес колокольчик, Библию и свечу, а также благодатную траву руту, которую и начал жечь, читая молитвы. В это время раздался жуткий голос, который сказал, что не станет больше вредить, только если церковь все же будет достроена на холме.

– Я уже слышала такую легенду про какое-то другое место…

– Да уж, – вздохнул Чарльз. – Такие байки про каждую вторую часовню рассказывают. Черепицу на крыше задел копытом дьявол, колокольня накренилась в знак уважения к девственнице, единственной на все графство. Обычные побасенки.

– А зачем на крыше этот… шар?

Огромный шар из гнутых деревянных панелей, покрытых позолоченным свинцом, венчал колокольню вместо креста. Не самое традиционное украшение для храма.

– Видимо, для красоты. Его тоже заказал Дэшвуд. Внутри шар полый. Оттуда можно увидеть всю округу, но сначала взглянем на мавзолей.

Путь на холм они преодолели почти бегом, но все равно успели основательно промочить ноги, продираясь сквозь заросли травы и высокого, почти по пояс, болиголова. Леди Мелфорд была раздосадована – впору юбки выжимать, точно рыбачке, весь день собиравшей моллюсков на побережье. Из-за ее дурного настроения мавзолей нисколько ее не впечатлил.

Шестиугольная стена из серого камня, снаружи укрепленная белыми колоннами, окружала небольшой дворик, тоже поросший травой. В центре дворика находился пьедестал с потемневшей от времени урной, в которой, судя по надписи, покоился прах леди Дэшвуд (вот кто настрадался при жизни!). Внутренняя сторона стены, как швейцарский сыр дырами, была испещрена нишами. В них от дождя прятались другие урны, где обрели последний приют члены клуба и их близкие. А вот и сам сэр Фрэнсис. Лавиния ожидала увидеть на его усыпальнице какой-нибудь отъявленно неприличный сюжет и была откровенно разочарована, когда пред ней предстали бык и грифон, поддерживающие герб Диспенсеров. Наверное, похоронами заправлял тот самый родственник-святоша.

Она постучала по каменной гробнице, вделанной в стену, а затем, сняв перчатки, тщательно ощупала ее, надеясь отыскать щель, в которую вошел бы лом. Что, если вытащить останки Дэшвуда и как-нибудь над ними надругаться? Отправит ли это его душу в мир иной или же осквернение могилы разозлит его еще пуще, как разозлил бы человека вид висящей на одной петле парадной двери? В отсутствие Джеймса лучше не рисковать. Он не давал на сей счет никаких указаний, а без его совета она не решилась бы громить чужую гробницу.

Но где же Пол Уайтхед? Леди Мелфорд тщательно изучила все ниши, то наклоняясь, то становясь на цыпочки, и, наконец, нашла то, что искала. На уровне глаз стояла огромная урна из разноцветного мрамора, украшенная медальонами с какими-то греческими божествами. Вот только была она открыта.

– Чарльз, подойди сюда!

Лорд Линден тщательно вчитывался в надпись на каждой урне, пытаясь найти там зашифрованные непристойности. Он тут же откликнулся на зов и подбежал к ней с резвостью молодого сеттера. В светлых глазах сверкали задорные искорки.

– Леди Мелфорд, вы нашли урну Уайтхеда!

– Нашла, но что-то подсказывает мне, что она пуста. Ты не мог бы засунуть руку и проверить наверняка? – попросила Лавиния.

Одно дело – навести пистолет на чудовище, и совсем другое – сунуть руку в старинный сосуд, где может таиться все, что угодно, от пауков до… до чьего-то забальзамированного органа, что едва ли сулит тактильное наслаждение.

Оставить свое сердце на память другу… Случается, что в континентальной Европе тело погребают в одном месте, а сердце – в другом. Тело – где удобнее, сердце – в том месте, которое при жизни было особенно дорого, на далекой родине или рядом с родителями. Лавиния не слышала, чтобы кто-то из умерших послал свое сердце приятелю, но идея показалась ей привлекательной. Надо написать в завещании, чтобы ее сердце было извлечено и вручено Джеймсу Линдену на вечное хранение. Она усмехнулась, представив себе лицо Джейми. Только сложно будет найти поверенных, которые согласятся проследить за исполнением такого необычного пожелания.